Темная Башня

– Это еще кто?

– Никто, шут у белых, – ответила она. – Ты думаешь, Мордред где-то рядом, наблюдает, как мы работаем? – весь день она тревожно оглядывалась по сторонам.

– Нет, – Роланд оторвался от работы, чтобы передохнуть. Отбросил волосы со лба, добавив еще одно черное пятно, заставив ее вспомнить кающихся на Пепельную среду. – Думаю, он ушел на свою охоту.

– Мордред голоден, – кивнула она. Потом добавила. – Ты можешь прикасаться к его разуму, не так ли? Во всяком случае, знать, здесь он или ушел.

Роланд на мгновение задумался, потом ответил: «Я же его отец».

8

К наступлению темноты рядом с ними лежала груда оленьих шкур и куча освеженных, безголовых туш, которые в более теплую погоду привлекли бы полчища мух. Они вновь до отвала наелись поджаренными на костре стейками из оленины, бесподобными на вкус, и Сюзанна опять подумала о Мордреде, который затаился где-то в темноте, ужиная сырым мясом. У него могли быть спички, но и ума ему хватало: если бы они увидели в темноте другой костер, то обязательно помчались бы туда. К Мордреду. А потом – бах-бах-бах, и прощай, Мальчик-Паук. К собственному удивлению, она вдруг поняла, что сочувствует ему, и строго наказала себе остерегаться этого чувства. Конечно же, он не испытывал ни малейшего сочувствия ни к ней, ни к Роланду, убил бы безо всякой жалости, появись у него такая возможность.

Когда они поели, Роланд вытер о рубашку жирные пальцы.

– Вкусно, однако.

– Ты говоришь правильно.

– Теперь давай вытащим мозги. А потом ляжем спать.

– По одному? – спросила Сюзанна.

– Да… насколько мне известно, мозг выдается по одному в одни руки.

Она так удивилась, услышав фразу Эдди

(по одному в одни руки)

из уст Роланда, что не сразу поняла, что стрелок пошутил. Отпустил не слишком удачную, но bona fide шутку. Потом ей удалось выдавить из себя символический смешок.

– Очень забавно, Роланд. Ты знаешь, о чем я. Роланд кивнул.

– Мы будем спать по одному и нести вахту. Я думаю, так будет лучше.

Время и практика сделали свое дело: она видела слишком много вываливающихся внутренностей, чтобы ее вытошнило от нескольких мозгов. Они разбивали головы, использовали лезвие, уже затупившееся, чтобы разваливать черепа и вынимали мозги. Осторожно откладывали в сторону, как большие серые яйца. К тому времени, когда последний мозг покинул оленью голову, пальцы Сюзанны так болели и раздулись, что она едва могла их согнуть.

– Ложись, – сказал Роланд. – Спи. Первым подежурю я. Сюзанна спорить не стала. Знала, что на полный желудок да в тепле костра сон придет быстро. Она также знала, что, проснувшись утром, почувствует, что болят и ноют все мышцы, и даже сесть ей удастся с трудом. Но в тот момент такая перспектива ее нисколько не волновала. Ощущение удовлетворенности наполняло ее. По большей части, от съеденной горячей пищи, но немалую лепту внесла и уверенность в том, что она неплохо поработала в этот день. Она чувствовала, что теперь они не плывут по течению, но сами определяют свою дорогу.

«Господи, – подумала Сюзанна, – судя по всему, в моем солидном возрасте я становлюсь республиканкой».

Пришла в голову и другая мысль: как же тихо вокруг. Никаких звуков, кроме посвиста ветра, шороха ледяного дождя (он начал ослабевать) да потрескивания благословенного костра.

– Роланд?

Сидевший у костра стрелок посмотрел на нее, вопросительно вскинув брови.

– Ты перестал кашлять.

Он улыбнулся и кивнул. Улыбку эту она унесла с собой в сон, но приснился ей Эдди.

9

В лагере у реки они провели три дня, и за это время об изготовлении одежды из шкур Сюзанна узнала больше, чем могла себе представить (и намного больше, чем хотела бы знать).

Поиски по берегу реки, а пройти пришлось с добрую милю в каждом направлении, позволили найти пару бревен, по одному на каждого. Пока они искали бревна, шкуры отмокали в кожаном котле, наполненном темным супом из золы и воды. Бревна они поставили под углом к стволам двух ив (близко, чтобы они могли работать бок о бок), и с помощью скребков из керта начали обдирать мех. На это ушел день. Закончив этот этап выделки, они вылили содержимое «котла», перевернули шкуру и наполнили «котел» новым супом, уже из воды и мозгов. С таким способом обработки шкур в холодную погоду она столкнулась впервые. В дубильной жиже шкуры они оставили на ночь, и пока Сюзанна готовила нити из хрящей и сухожилий, Роланд вновь заточил нож, а потом с его помощью наготовил с полдюжины иголок из костей. Когда он с этим покончил, руки кровоточили от десятков мелких порезов. Он намазал руки «грязью из древесной воды с золой, и так и улегся спать, казалось, надев на руки в большие и неровно связанные серо-черные перчатки. Когда утром он помыл руки в ручье, Сюзанны, к своему удивлению, увидела, что все порезы практически зажили. Она попыталась намазать этой „зольной грязью“ свою незаживающую язву под нижней губой, но кожа начало так сильно щипать, что она поспешно смыла „грязь“.