Кладбище домашних животных

Черч лежал на четвертой ступеньке снизу. Споткнувшись о кота, Луис едва не упал. Но в последний момент он ухватился за перила и избежал довольно неприятного падения.

Он стоял у подножия лестницы, прерывисто дыша. Сердце выскакивало из груди. Адреналин бежал по венам.

Поднявшись, Черч потянулся.., и словно улыбнулся ему. Луиса отпустило. Он выгонит этого кота. Он знал это, но не сделал этого прямо сейчас. Луис знал, пока не вернулась Элли, нельзя прикасаться к коту.

Глава 26

Джад зажег сигарету деревянной спичкой, потом потушил спичку и бросил ее в крошечную пепельницу с хорошо различимой рекламой Джима Беама на дне.

– Конечно, это Стенли Бучард рассказал мне о том месте, – он сделал паузу, задумавшись.

Легонько звякнули стаканы с пивом, стоявшие перед ними на клетчатой клеенке, закрывающей кухонный стол. Бочонок растительного масла, прикрепленный к стене, неторопливо булькнул три раза и затих. Луис поужинал, перехватив со Стивом по сэндвичу «для подводников» в пустынной «Берлоге медведя». Он еще раньше обнаружил, что если заказывает в Мэйне что-то из знакомых ему по Чикаго блюд, официанты не понимают, о чем он говорит. Заказывай что-нибудь попроще и все будет в порядке. Перекусив, Луис стал лучше относиться к возвращению Черча, почувствовав, какая ему открывается перспектива, но не спешил возвращаться в пустой дом, где был кот.., он ведь мог прятаться где угодно…

Норма молча сидела с ними, смотрела телевизор и вышивала: солнце садилось позади маленького деревенского домика. Кроны деревьев черными силуэтами вставали на фоне заката. Вышивка Нормы предназначалась для церковной распродажи, что состоится за неделю до Рождества. Распродажа всегда приносит приличные деньги. Пальцы Нормы двигались, прокалывая иглой материю, натянутую на железный обруч. В этот вечер артрит не давал о себе знать. Луис предположил, что, может, все дело в погоде. Было холодно, но очень сухо. Норма совсем оправилась после сердечного приступа артрита. Оставалось меньше десяти недель до кровоизлияния в мозг, которое должно было убить ее, но сейчас Норма чувствовала себя хорошо. Луис подумал, что выглядит не такой уж изможденной и кажется намного моложе. В этот вечер он смог представить себе девушку, которой Норма когда-то была.

В четверть десятого Норма сказала «спокойной ночи», и теперь Луис с Джадом остались наедине. Но старик ничего не говорил, а только выпускал сигаретный дым и следил за его клубами, словно ребенок, наблюдающий за работой парикмахера, следивший, куда упадут срезанные волосы…

– Станни Б.? – мягко подсказал Луис. Джад моргнул и, казалось, пришел в себя.

– Да, конечно, – сказал он. – Каждый в Ладлоу.., вокруг Бакспорта, Проспекта и Оррингтона, я так считаю, называл его Станни Б. В тот год, когда умерла моя собака… я имею ввиду 1910 год, когда она умерла в первый раз… Станни уже был чокнутым стариком. Были и другие, кто знал о том месте, о месте, где хоронили своих мертвых Микмаки, но я-то столкнулся со Станни Б. Я только слышал о том месте, а он знал, и отец его знал. Всей семьей они были настоящими канаками. – Джад засмеялся и пригубил пива.

– До сих пор слышу его выговор на ломаном английском… Он нашел меня сидящим за платной конюшней, которой пользовались те, кто на перекладных ездил по 15 шоссе.., тогда оно называлось Бенгор-Бакспорской дорогой. Она, дорога, проходила прямо через то место, где сейчас стоит завод «Оринго». Спот еще не сдох, но отходил, и мой отец послал меня купить корм для цыплят, который нужен был не больше, чем корове дерьмо на заднем дворе. Но я хорошо знал, почему он меня отсылает.

– Он хотел убить пса?

– Да.., он знал, как нежно я отношусь к Споту, поэтому и отослал меня. Я договорился насчет корма для цыплят и, пока старый Йорки готовил смесь, я пошел побродить по округе.., уселся на старый точильный камень, который иногда местные использовали вместо трибуны.

Джад медленно и лениво тряхнул головой и чуть улыбнулся.

– Тут ко мне и подъехал Станни Б., – продолжал старик. – Одна половина города думала, что он – безвредный, а другая считала его опасным. Его дед был известным траппером и торговцем пушниной в начале 1800-х. Дед Станни исходил тут все, от Маритайма до Бангора и Дерри, иногда забирался очень далеко на юг, доходя даже до Сковхегана; скупал шкуры, по крайней мере, я так слышал. Он разъезжал в большом фургоне, крытом кожей, словно странствующий лекарь. На этом фургоне он исколесил всю округу, а будучи настоящим христианином, он проповедовал о Воскрешении Христа, даже когда напивался (так говорил Станни, а он любил поговорить про своего деда), но он носил и индейские амулеты, потому что верил, что все индейцы (не важно, какому племени они принадлежат) – часть единого большого племени.., потерянного племени сынов Израилевых, если верить Библии. Он говорил, что все индейцы связаны с Адом, и их магия работает, потому что они в чем-то христиане, а к колдовству пришли странным, проклятым путем. Дед Станни торговал с Микмаками, заключал с ними сделки, когда большая часть трапперов и торговцев уже ушла на запад. Он платил индейцам мало, и поэтому, как говорил Станни, держал Библию возле сердца, но Микмакам нравилось слушать его речи о святых. Говорил он от чистого сердца и проповедовал в этих краях еще до того, как тут появились зверобой и дровосеки.