Кладбище домашних животных

Речел смотрела на Луиса, удивляясь.., почти с надеждой. Потом недоверие появилось у нее на лице.

– Ты серьезно?

Луис сумрачно улыбнулся.

– Хочешь, чтобы я показал тебе это в книге? Как насчет лежачих больных, которые кончают жизнь самоубийством? Хочешь почитать об этом? В семьях, где есть такие пациенты, нанимают сиделок, но количество самоубийств возрастает, когда до критической развязки остается где-то полгода.

– Самоубийство!

– Они глотают таблетки или вешаются, выбивают себе мозги из пистолета. Их ненависть.., их слабость.., их отвращение…их печаль, – Луис вздрогнул и осторожно соединил сжатые кулаки. – Оставшиеся в живых чувствуют себя так, словно это они совершили убийство. Так развлекаются эти «больные».

Безумное, болезненное облегчение появилось на лице Речел.

– Она была требовательной. Как я ее ненавидела! Иногда она намеренно ходила в туалет под себя. Моя мама спрашивает се, хочет ли она в туалет, чтобы помочь ей с «уткой»… Зельда говорит: нет.., а потом мочится в постель, так что моей матери и мне приходится потом менять простыню.., и каждый раз Зельда говорила, что это нечаянно, но мы видели улыбку, затаившуюся в глубине ее глаз. Это было заметно. В комнате всегда воняло… У Зельды были бутылочки с дурманом, который пах, словно капли из алтея, капли Братьев Смит. Этот запах всегда был там.., иногда ночью я просыпалась.., даже сейчас, проснувшись, мне показалось, что я чувствую запах капель от кашля из алтея.., и я подумала.., если я на самом деле не проснусь.., я подумала: «Разве Зельда мертва? Разве она мертва?».., я подумала…

Речел задохнулась от рыданий. Луис взял ее руку, и она сжала его пальцы с дикой силой.

– Переодевая ее, мы видели, как изгибается, искривляется ее спина. Ближе к концу, Луис, когда Смерть уже стояла на пороге, ей это.., даже нравилось.., ее зад тянулся к шее…

Теперь глаза Речел казались остекленевшими – ужасный взгляд ребенка, вспоминавшего периодически повторяющийся в снах кошмар.

– А когда она касалась меня своей.., своими руками.., своими птичьими лапками.., иногда я едва не кричала. Я говорила о ней, а однажды пролила немного супа на свою руку, когда она дотронулась до моего лица. Я тогда обожглась и закричала. Кричала и видела, как ее лицо расплывается в улыбке. Потом, уже перед ее смертью, лекарства перестали помогать. Тогда она кричала без перерыва, и никто из нас не смог бы вспомнить, какой она была до болезни, даже мама. Зельда стала для нас грязной, ненавистной, вонючей тварью в задней комнате.., секретом нашей семьи.

Речел сглотнула.

– Мои родители, когда она умерла.., когда она… Ты знаешь, когда она…

С ужасным усилием, дернувшись, Речел проглотила застрявший в горле ком.

– Когда она умерла, моих родителей дома не было. Они ушли, а я одна сидела с сестрой. Была Еврейская Пасха, и родители поехали к друзьям. Так, ненадолго… Я читала журнал на кухне и присматривала за Зельдой. Я ждала, когда пора будет дать ей лекарства, а она так кричала. Она все время кричала с тех пор, как уехали родители. Я не могла даже читать из-за ее криков. А потом.., пошла посмотреть, что случилось… Зельда замолчала. Луис, мне тогда было восемь лет.., плохие сны каждую ночь.., я считала: Зельда ненавидит меня, потому что моя спина прямая, и я не страдаю от постоянной боли, могу ходить и останусь в живых.., мне даже казалось, что она хочет убить меня. Только потом, Луис, я решила, что это мне только казалось… И все же, думаю, она ненавидела меня… Не думаю, что она хотела меня убить, но если бы ей каким– нибудь образом удалось захватить мое тело.., переместиться в меня, как бывает во всех этих сверхъестественных историях.., она точно сделала бы это, если бы смогла… Так вот, когда Зельда перестала кричать, я пошла посмотреть, все ли в порядке. Может, Зельда свалилась или соскользнула со своих подушек? Я подошла, посмотрела на Зельду и подумала, что она, должно быть, проглотила язык и задохнулась! Луис! – Голос Речел стал снова подниматься; голос, полный слез, он стал похож на голос испуганного ребенка, словно Речел вернулась назад, в прошлое и переживала все заново. – Луис, я не знала, что делать. Мне было всего восемь лет!

– Конечно, ты ничего не могла сделать, – подтвердил Луис. Он повернулся и обнял жену, и она в ответ схватилась за него, как утопающий хватается за соломинку. – Тогда тебе, видно, и правда пришлось несладко, моя крошка.