Кладбище домашних животных

– Да, – согласилась она. – Никто меня не видел, но никто не мог ничего исправить. Никто не смог изменить того, что случилось. Никто не мог сделать так, чтоб этого не случилось, Луис. Она не проглотила свой язык. Умирая, она пыталась мне что-то сказать. Я не знаю, что… Клад-ад-ад-ад.., что-то н таком духе.

В своем горе, вспоминая тот день, Речел более чем точно имитировала голос своей сестры Зельды, и Луис моментально, подумав о Викторе Паскове, крепче обнял свою жену.

– И слюна.., слюна потекла у Зельды по подбородку…

– Достаточно, Речел, – сказал Луис не очень уверенно. – Я знаю симптомы.

– Я объясню, – упрямо настаивала на своем Речел. – Я объясню, почему меня не будет на похоронах бедной Нормы и почему мы так глупо поссорились в тот день…

– Ш-ш.., все забыто.

– Но не мною, – возразила Речел. – Я хорошо все помню, Луис. Я помню все так же хорошо, как и мою сестру Зельду, задохнувшуюся в собственной кровати 14 апреля 1965 года.

Долгое молчание воцарилось в комнате.

– Когда я увидела, что Зельда задыхается, я перевернула ее на живот и стукнула по спине, – наконец продолжала Речел. – Это все, что я могла сделать. Ноги Зельды дергались вверх-вниз.., ее кривые ноги.., я вспомнила: звук был такой, словно она пукнула.., я подумала: это она или я, но на самом деле это лопнули швы у меня на блузке, когда я переворачивала ее. Зельда смотрела на меня так жалостливо.., я увидела, как ее голова повернулась.., она уткнулась лицом в подушку, а я подумала, ах, она задыхается! Зельда задыхается! А ведь потом родители приедут и скажут, что это я ее задушила. Они всегда говорили: «ты ненавидишь ее, Речел»; и это было правдой. А еще они говорили: «ты хочешь ее смерти»; и это – тоже правда. Луис, видишь ли, первой моей мыслью, когда Зельда приподнялась на кровати, было: «Хорошо! Наконец-то Зельда сдохнет, и все закончится». Я снова перевернула ее на спину и увидела, что ее лицо почернело. Луис, ее глаза выпучились, а шея распухла. Она умерла. Я хотела выйти из комнаты… Я решила, что хочу уйти из комнаты; хочу оказаться за дверью, но стукнулась о стену, и тут упала картинка – иллюстрация к одной из книг о Волшебнике Изумрудного Города. Эти сказки Зельда очень любила, до того как слегла от менингита. На картинке был изображен сам Волшебник Изумрудного Города – Оз Великий и Ужасный, которого Зельда называла Озом Веиким и Ушшасным, потому что не выговаривала некоторые буквы и речь ее напоминала выступления Элмера Фудда «Персонаж мультфильмов про Бакса Бани, картавит невероятно». Моя мама сама поместила картинку в рамку.., потому что Зельда очень любила ее… Оза Веикого и Ушшасного.., а когда картинка упала, то рама ударилась об пол, стекло разбилось. Я закричала, потому что знала: Зельда мертва. Я подумала.., решила.., это ее дух вернулся, чтобы забрать меня. Я знала, что Зельда ненавидит меня, но ведь со дух не мог оставаться тут. Я сильно, очень сильно закричала.., вылетела из дома с криком: «Зельда умерла! Зельда умерла! Зельда умерла!» Соседи.., они вышли и увидели.., увидели меня бегущей в разорванной блузке… И еще я кричала: «Зельда умерла!» Луис, может, они и задумались над тем, что я кричала.., а может, просто посмеялись надо мной. Может, все, что я делала, было смешно…

– Если все было так, как ты рассказываешь, я просто восхищаюсь тобой, – сказал ей Луис.

– Однако, ты думаешь совершенно по-другому, – сказала Речел с уверенностью, считая, что она выше этого. Луис не стал протестовать. Он решил, что его жена может, при известных обстоятельствах, избавиться от своих страхов, прогорклых воспоминаний, которые преследовали ее так долго.., во всяком случае, от большей их части. Луис Крид не был психиатром, но знал: такие ржавые, полузабытые страхи есть у любого человека, и люди вынуждены возвращаться к этим воспоминаниям, ворошить их, даже если рана при этом начинает снова болеть, словно уродливые и зловонные гнилые зубы в черных коронках воспаленных нервов; зубы с больными корнями. Остается это в забытых, вредных подвалах памяти: если Бог – добро, то Он дремлет где-то в ее самых крепких снах. В своих откровениях Речел могла зайти так же далеко, как и в недоверии.., это говорило не только о ее храбрости. Луис боялся за жену, но сейчас он приободрился.

Теперь он сел и включил свет.

– Да, – проговорил он. – Я восхищаюсь тобой. И если мне необходимы причины для.., для настоящей ненависти к твоим родителям.., вот одна из них. Ты никогда не должна была оставаться с Зельдой одна, Речел. Никогда.