230  

С середины 1880-х годов в Алексеевском равелине появилась команда жандармских унтер-офицеров, и с этого времени "крепость буквально превратилась в склеп для заживо погребенных", даже пикнуть было нельзя. О. В. Аптекман писал: "Перестукиваться нельзя… Нельзя черточку провести на стене, на книге, на чайнике — Боже упаси!.. Воцарилась поистине мертвая тишина, живые в гробу".

Около 20 месяцев провела в Трубецком бастионе Петропавловской крепости Вера Фигнер. Она участвовала в разных предприятиях "Народной воли" и с середины 1882 года оставалась единственным неарестованным членом ее Исполнительного комитета. Стремясь собрать силы для новой борьбы, В. Фигнер продолжала действовать, чтобы создать новый центр, наладить работу типографии и т. д. Но по доносу С. П. Дегаева она была арестована. Эта невысокая изящная женщина вызывала такое опасение у следственных властей, что о ее содержании в крепости коменданту были даны особые указания. В частности, открывать дверь камеры и выводить ее на прогулку или свидание можно было только в присутствии тюремного начальства.

Соседние камеры оставались свободными, и одиночество действовало на В. Фигнер так сильно, что она, живой по натуре человек, стала терять всякую потребность в общении. На нее тяжело действовали даже свидания с матерью и сестрой, о чем она впоследствии писала: "Зачем нарушать душевное равновесие 20 минутами, в которые не знаешь, что сказать и о чем спросить, и, вернувшись к себе, долго не находишь успокоения, чтобы снова замереть на две недели".

В тюрьме В. Фигнер пережила и нравственное потрясение, узнав о предательстве С. Дегаева. После этого ей хотелось умереть, но она должна была жить, чтобы выступить в суде и тем самым исполнить свой долг перед ушедшими товарищами. "Чтобы умертвить нервы, одно средство — книги", — писала она родным, и в тюрьме взялась учить английский язык…

В 1884 году в крепость в четвертый раз был заключен Герман Лопатин — человек яркой индивидуальности. Он не был членом какой-либо партии, но соприкасался с членами многих групп и кружков. Друг Карла Маркса, Г. Лопатин был первым переводчиком его фундаментального труда "Капитал". В 1884 году он с группой товарищей вернулся из-за границы, чтобы восстановить партию "Народная воля". Дело повелось активно, но в октябре он был арестован: взятые у него и у других лиц списки привели к многочисленным арестам, и в Трубецком бастионе Петропавловской крепости оказались Н. М. Салова, П. Ф. Якубович и многие другие. В 1887 году 15 человек были приговорены к смертной казни, которую потом им заменили каторгой; пятерых отправили в Шлиссельбургскую крепость, где Г. Лопатин провел 18 лет…

"Новая тюрьма" Шлиссельбурга

Напуганный убийством отца, вступивший на престол Александр III усилил меры по подавлению революционного движения в стране. С 1881 года Шлиссельбург стал для императора "тюрьмой для его личных врагов — для террористов, убивших его отца и не дававших покоя ему самому; для тех людей, из-за кого он с первых же дней своего царствования оказался запертым в Гатчине военнопленным русской революции".

Режим содержания узников в Шлиссельбурге был разработан до мельчайших подробностей самим императором и его окружением, и не было такой детали — в организации ли охраны крепости, в выработке ли внутреннего распорядка и т. д., где бы не чувствовалось его присутствие. Когда "Новая тюрьма" была построена, Александр III вместе с семьей 15 июля 1883 года побывал в Шлиссельбурге и потом в одной из своих резолюций писал: "Это самое сильное и неприятное наказание".

"Новая тюрьма" представляла собой два отдельных двухэтажных каменных здания, объединенных общей крышей. Разделялись они широким коридором, устланным толстыми веревочными матами; вдоль камер верхнего этажа шли висячие железные галереи, которые против входа в камеру — № 26 соединялись так называемым "мостиком вздохов". Между галереями была натянута веревочная сетка[72] [Впоследствии ее заменили проволочной], чтобы во время вывода на прогулку узник не мог покончить с собой. Через особые ворота в стене цитадели можно было пройти в Старую тюрьму, в которой было 10 камер.

Для "Новой тюрьмы" Шлиссельбурга подбирали и подходящий штат тюремщиков из испытанных жандармов. Многие из них, зарекомендовавшие себя еще службой в Алексеевском равелине, и на новом месте службы должны были забыть о живой жизни и своей семье… Они не имели права разговаривать не только с узниками, но даже между собой не могли обмолвиться словом. B. C. Панкратов в своей книге "Жизнь в Шлиссельбурге" писал впоследствии: "Один даже совсем онемел, разучился говорить… Когда открылись мастерские, и жандармам было позволено отвечать на наши вопросы, этот несчастный не мог вымолвить ни слова по-человечески". Смотрителем Шлиссельбургской тюрьмы назначили все того же М. Е. Соколова ("Ирода"), который был бесконечно доволен своим новым положением и безоглядно выполнял все приказания начальства.


  230  
×
×