100 великих узников

Новый начальник тюрьмы майор Нельсон разрешил О. Уайльду писать, получать книги по списку, освободил от тяжелой работы, разрешил видеться с друзьями, посылать письма. Он даже любил беседовать с поэтом, и тот стал оживать, насколько это было возможно для человека, потерявшего все — славу, доброе имя, семью… Все исследователи творчества О. Уайльда отмечают, что надломленностью и страшным душевым упадком объясняются те строки его покаяния, в которых он бичует себя прежнего за излишество наслаждений, за распущенность и пестроту жизни. В первые дни в тюрьме его охватило бешеное возмущение и острая горечь. Он ломал руки и целые дни в бессильном отчаянии повторял: "Какой конец! Какой ужасный конец!" Принудительность существования была для него невыносимой мукой, и в одиночестве тюремной камеры она постоянно питала его сердце злобой и горечью. Каждый день, в течение двух лет, — мытье каменного пола и механический труд, потом тяжелое и душное уединение, которые можно было пережить лишь "с головой из железа и презрением на губах". Если до тюрьмы глаза его видели только ясную лазурь, гармонию линий, цвета и тона, то здесь они встретились с тьмой, ужасом и черным кошмаром жизни. Нужна была огромная внутренняя сила, чтобы принять такой удар и при этом не пасть. Пережив смертную боль одинокой души, настигнутой кошмаром, автор "De profundis" стал в глубине себя искать стержень, на котором он мог бы утвердиться и не свалиться в черную яму жизни. И он обратился к творцам "религии страдания" — светлому образу Христа и русскому писателю Ф. М. Достоевскому, потому что прежняя "религия красоты" в тюрьме не спасала, а только усугубляла бездну гибели.

Жить только горечью и отчаянием стало невозможно, пытливость к жизни взяла верх над ее ужасами, и О. Уайльд почувствовал, что даже здесь он способен тихо и углубленно — в сладком самозабвении художника — думать о жизни и о таких неутраченных ее блаженствах, как природа и человеческое творчество. Протест и бунт против бессмысленных тюремных страданий исчезли перед жаждой жить во что бы то ни стало и наперекор всему. Почувствовав эту тишину и успокоенность, писатель принял и признал новый огромный мир, с которым раньше не хотел считаться, и сказал себе:

Теперь я чувствую, что в моем существовании затаилось нечто, что говорит мне: все в мире имеет смысл — в особенности же страдание. Это нечто, во мне глубоко сохраненное, как клад в поле, — есть смирение.

В Шушенском

В 1720-х годах на месте нынешнего села Шушенское саянские казаки заложили первое русское поселение, а через 20 лет в документах Красноярской приказной избы оно упоминается уже как "деревня Шуша". Свое название поселение получило от речки Шуши, на берегах которой, в месте ее впадения в Енисей, оно и возникло. Немало трудностей было у первых поселенцев при освоении неведомого края, и главная из них — оторванность от жизненных центров страны. Но энергичные и смелые люди со временем обжились и твердо укрепились на новых местах, куда вести из России хоть и не скоро, но все же доходили. Местный народ по мере сил принимал участие в жизни страны. Откликаясь, например, на Отечественную войну 1812 года, здесь собирали "пожертвования православному воинству на одоление супостата".

После восстания декабристов свыше 100 человек, отбыв каторгу, были расселены по всей Сибири, и двое из них — П. И. Фаленберг и А. Ф. Фролов — жили в Шушенском. С 1831 года в село начинают прибывать "польские мятежники" — участники польского восстания, для которых был установлен еще более строгий режим, чем для декабристов. Особенно много поляков было направлено в Шушенское после восстания 1863 года. Правительство предписывало, чтобы старожилы брали ссыльных поляков к себе в работники, наблюдали за ними и отчитывались перед волостным управлением об их поведении. Стремление вернуться к прежней жизни и деятельности, строгий надзор и произвол местных властей вызывали со стороны ссыльных частые протесты, поэтому нередкими были побеги, хотя бежать отсюда было трудно. Беглецов в большинстве случаев ловили и строго наказывали, так что ссыльным полякам пришлось смириться со своей участью. Со временем они прижились в этих глухих краях, слились с коренным населением, став в основном работниками у местных богачей.

В 1860 году под усиленный надзор полиции в Шушенское был сослан известный революционер-утопист М. В. Буташевич-Петрашевский. Бывший титулярный советник, служивший в Министерстве иностранных дел, он "за преступные замыслы к ниспровержению существующего в России государственного устройства и организацию тайного общества" был приговорен в 1849 году к смертной казни, которую ему потом заменили бессрочной каторгой. В течение семи лет он отбывал каторгу в Забайкалье, потом некоторое время жил в Иркутске, где сотрудничал в местных газетах, но за резкие речи против начальства был сослан сначала в Минусинск, а потом в село Шушенское.