Голливудские мужья

– Хауэрд, – выдохнула она голоском маленькой девочки, какой культивировала с недавних пор. – Ну, как я?

Она крутнулась перед ним.

Поппи была бойкой толстушкой, рост – пять футов и два дюйма. Очень длинные светлые кудряшки, голубые глаза слегка навыкате и не сходящая с лица довольная улыбка, которая прекрасно сочеталась с ее вздернутым носиком. К ее достоинствам относилась и новая грудь, которая появилась у нее благодаря «светилу пластической хирургии и целителю звезд» – такова была ее почтительная рекомендация. Поппи выглядела нарядно: бирюзового цвета многослойное платье с оборками и оголенными плечами, украшенное подлинными бриллиантами. Впечатляюще выступал новый бюст.

– Ну, как тебе платьице, нра-аа-вится? – проверещала она.

Ему хотелось сказать: сними! Ты в нем напоминаешь многоярусный рождественский торт. Постригись, хотел сказать он, скинь фунтов пятнадцать веса и надень простое черное платье. И вообще, где твоя прежняя грудь? Мне она нравилась больше.

– Динамит! – воскликнул Он, а в голове мелькнуло: интересно, будет ли на приеме Уитни?

Она улыбнулась улыбкой счастливого ребенка.

– Я знала, что тебе понравится.

Когда она работала его секретаршей, она ходила в аккуратных, сшитых на заказ костюмах. Волосы всегда подхвачены, украшения – по минимуму. А сейчас – это ходячая реклама продукции Картье.

Она подняла унизанную браслетами кисть.

– Нра-аа-вится?

Он оглядел бриллиантовые россыпи.

– Очень мило.

– «Очень мило»! – пискнула она, бросаясь ему на шею. – Ты самый щедрый человек в мире!

Н-да, похоже, она права. Даже его бухгалтер, стреляный голливудский воробей, навидавшийся всяких жен, бледнел при виде лавины счетов, которые она на него обрушивала.

– Неужели нельзя подержать ее дома хотя бы неделю? – жаловался он. – Это не женщина, а ходячая кредитная карточка!

Хауэрд видел только один способ удержать ее дома – сломать ей обе ноги.

– Одевайся, Хауи, – сказала Поппи. – Пора на прием. Мы же не хотим приехать позже всех?

За пять лет их брака она впервые оказалась готова к выходу раньше, чем он. Но он не придал этому значения – его мысли занимала Уитни.

12

– Я ее пригласила, – сообщила Нора Карвелл. Силвер ощутила легкий укол раздражения. Зачем ей здесь отроковица-дочь? Напоминать о подползающей старости?

– Придет? – спросила она как бы между делом, переодеваясь в уединении своей спальни.

Нора зажгла новую сигарету от тлеющего бычка, навечно прилепленного к ее нижней губе.

– Сказала, что постарается.

В действительности Хевен разразилась следующей саркастической тирадой:

– Во дает! Выспалась! Пригласила бы после дня рождения – было бы совсем клево. Можете на меня не рассчитывать. Да ей чихать на меня, будто я не знаю!

Для своих лет Хевен была особой красноречивой.

– Почему бы тебе не наладить отношения с матерью? – укоризненно проскрипела Нора. – Ты ей даже поздравительную открытку не послала.

Хевен заливисто рассмеялась.

– А она мне послала? Хоть раз? Спасибо, через три недели чек приходит – когда вы ей дырку в голове сделаете.

Этого Нора отрицать не могла.

– Все-таки постарайся приехать, – попросила она перед тем, как повесить трубку.

Как бы ей хотелось, чтобы мать и дочь наладили отношения! Многие – включая Хевен – считали Силвер стервой. Нора видела другую сторону этой женщины. Удачливая, но совершенно одинокая, начисто лишенная близких друзей. Честолюбивая и здорово настрадавшаяся от мужчин. Отторгнувшая семью, но отчаянно в ней нуждающаяся.

– Господи! – воскликнула Силвер. – Как же, постарается! Побежит на мой прием босиком по горячим углям!

– Поеду домой, приведу себя в порядок, – сказала Нора. – Через час вернусь.

– Хорошо, – откликнулась Силвер, думая, как ей поступить: то ли освежить мощный грим, оставшийся на ней после съемок у Антонио, то ли все смыть и разрисоваться по-новой.

Она выбрала компромисс. Эффектный грим под глазами оставила нетронутым, а кожу остальной части лица вычистила ватными тампонами, макая их в косметическое молочко.

Прохладный лосьон приятно успокаивал кожу. Она подошла к своей роскошной королевских размеров кровати, откинула фиолетовое сатиновое покрывало. Ее ждали накрахмаленные простыни. Прикорнуть минут на пятнадцать – как раз то, что надо.

В спальне было тихо, прохладно. Задрапированные тускло-лиловым шелком стены гармонировали с темно-фиолетовым ковром. Комната изобиловала зеркалами.