Крестовые походы. Под сенью креста

В общем, папский призыв к крестовому походу оказался тем нечастым случаем, когда произнесенные слова вступили в резонанс с господствующим настроением всего общества. Урбан II нашел струну, удивительно созвучную с духовным настроем самых разных социальных слоев, и слова его прозвучали на редкость своевременно. Вся Европа поднялась на защиту Святой Земли. И первой была деревенская беднота.

Глава 5. Крестовый поход бедноты

Во всей двухвековой эпопее крестовых походов в Святую Землю трудно найти событие более масштабное, волнующее и, до некоторой степени, даже иррациональное, чем то, которое в более поздние времена получило название «крестовый поход бедноты». Уникален, в первую очередь, сам масштаб этого явления: по подсчетам современных историков, число принявших крест, вероятно, превосходило пятьсот тысяч человек, а возможно, и приближалось к миллиону*. Для средневековой Европы, где город в пять тысяч жителей считался крупным, а королевские и императорские армии редко превышали десять-пятнадцать тысяч человек, эти цифры кажутся просто невероятными. Но мы уже знаем, что стало причиной этого небывалого взрыва народного воодушевления. Теперь посмотрим, как это происходило.

В своей клермонской речи папа Урбан II, помимо всего прочего, назначил и дату выступления крестоносного воинства в поход — 15 августа 1096 года. Устанавливая такую довольно отдаленную дату, римский первосвященник учитывал все многочисленные трудности по организации этой крупнейшей общеевропейской акции. Значительное время было необходимо на сбор рыцарских ополчений, на подготовку вооружения и транспорта. Немаловажно и то, что день выступления приходился на время после сбора урожая, что позволяло обеспечить гигантское многонациональное войско крестоносцев съестными припасами на его пути к Константинополю, где был назначен общий сбор. Но эффект клермонской речи оказался гораздо более значительным, чем мог предполагать сам папа, и привел к таким последствиям, к которым церковь вряд ли стремилась.

Еще не успели просохнуть поля после зимних бурь и снегов, как крестьянскую Европу охватило невиданное доселе оживление. Деревенская беднота лихорадочно засобиралась в поход за освобождение христианских святынь. Не совсем продуманные обещания папы — а он обращал их, в первую очередь, к рыцарству — всколыхнули огромные массы крестьянства, особенно во Франции. Ведь впереди ждали свобода, богатство и, что очень ценно, полное отпущение грехов. Сотни тысяч крестьян точили свое нехитрое оружие — вилы, топоры, косы и прилаживали новые колеса к телегам. В страшной лихорадке и практически за бесценок распродавалось все оставляемое имущество — дома, сельскохозяйственные орудия, скот. По словам одного из летописцев, который был очевидцем этих горячечных сборов, Гвиберта Ножанского, «каждый, стараясь всеми средствами собрать сколько-нибудь денег, продавал все, что имел, не по стоимости, а по цене, назначенной покупателем... За одну овцу раньше давали больше, чем теперь за двенадцать овец». И вот, сбыв все за гроши, крестьянин нашивал на грудь крест, сажал на телегу жену и детей и отправлялся в «путь по стезе Господней».

Конечно, одна лишь речь папы римского, какой бы она ни была яркой и многообещающей, не могла вызвать такого массового психоза. На помощь папскому престолу — вопрос, правда, в том, нужна ли была ему такая помощь — пришла многочисленная армия священников, монахов и просто юродивых. И в речах этих бесчисленных толкователей клермонского призыва простой народ услышал главное — в этом походе со святыми целями они завоюют свободу, богатство и райское блаженство. В далекой земле Палестины крестьяне рассчитывали добиться счастья и лучшей доли для себя и своих детей.

Среди множества проповедников великого крестового похода особенно выделялся монах Петр из французского города Амьена, получивший прозвище Пустынник. Маленького роста, худой и уже довольно пожилой человек, он был прямо-таки двужильным. В грязной шерстяной хламиде, надетой на голое тело, с босыми ногами — а дело происходило зимой (!) — он неутомимо разъезжал на своем тщедушном ослике по лесам и полям Северной и Средней Франции, появляясь то в окрестностях Шартра, то на берегах Луары, то близ Парижа. И везде он собирал вокруг себя толпы бедняков — крестьян и рыцарей — и обращался к ним с призывом немедля идти спасать Гроб Господень. С горящими глазами, похудевший от лишений и непрерывных постов, загоревший под южным солнцем (по его словам, загар этот он приобрел в Святой Земле), он производил такое сильное впечатление на уже и без того возбужденные слухами умы крестьян, что они толпами шли за ним как за пророком Господним.