Похититель вечности

— Вы правы, но…

— Позвольте мне вас спросить, — сказал я подняв руку, чтобы на миг утихомирить ее; она откинулась назад, слегка надувшись и скрестив руки на груди, будто ребенок, которому не дали вожделенную игрушку. — В вашем деле, если кто–то приходит к вам из другой компании, где он, возможно, прекрасно себя проявил, но в совершенно иной сфере, и просит принять его на высокий пост, вы будете размышлять над этим больше минуты?

— Если я сочту, что человек справится с этой работой, да. Я попрошу его собрать…

— Кэролайн, подождите. Ответьте на мой вопрос, как будто вы уже занимаете должность, к которой стремитесь. — Я склонился вперед, свел вместе пальцы и посмотрел ей прямо в глаза. — Если бы вы были мной, вы бы себя наняли?

Наступила долгая тишина, точно она задумалась над этим и решила, что лучший ответ на такой вопрос — не отвечать вовсе.

— Я разумная женщина, Матье, — сказала она. — Я хорошо справляюсь с тем, что делаю. И я быстро учусь. И в конце концов, я — крупный акционер, — добавила она, и в ее голосе послышался намек на угрозу.

— Я еще крупнее, — без колебания ответил я. — И с Аланом, который выступит на моей стороне, а я уверен, что так и будет, я представляю подавляющее большинство. Нет, мне очень жаль, но этот вопрос не обсуждается. Джеймс Хокнелл был непростым человеком, и финал его малоприятен, но он был профессионалом и блестяще справлялся со своей работой. Он помогал этой компании подняться и привел ее к теперешнему успеху. Я не могу себе позволить сидеть и смотреть, как все его усилия пойдут прахом. Я не вправе рисковать. Извините.

Она вздохнула и выпрямилась.

— Скажите мне, Матье, — сказала она, — вы собираетесь продолжать работать здесь?

— О господи, нет, — честно признался я. — Я хочу, чтобы все вернулось на круги своя. Я хочу иметь возможность приходить сюда раз в неделю и быть уверенным в том, что здесь есть человек, который отвечает за все и способен справиться с любой ситуацией. Я хочу мира и покоя. Я старый человек, вы же понимаете.

Она засмеялась.

— Вы не старый, — сказала она, — не смешите меня.

— Поверьте мне. Я просто выгляжу моложе своих лет.

— Я лишь хочу получить шанс — вот все, о чем я прошу. Вы всегда можете меня уволить. Можете внести этот пункт в мой контракт: меня могут уволить в любое время по любой причине и я не буду протестовать. Что скажете? По–моему, справедливее некуда.

Я откинулся на спинку кресла и посмотрел в окно. Внизу на тротуаре стояла мать с маленьким ребенком — они ждали, когда замрет движение и можно будет перейти улицу. Они не держались за руки, и я увидел, как малыш внезапно бросился бежать; мамаша догнала его и сильно шлепнула по попе, он расплакался, хоть с такого расстояние я ничего не слышал. Я лишь видел, как сузились его маленькие глазки, а рот широко открылся и искривился. Отвратительное зрелище. Я отвел взгляд.

— Вот, что я вам скажу, — произнес я, повернувшись к ней и подумав: «Какого черта?» — По всей видимости, в обозримом будущем работу Джеймса все же придется выполнять мне. Как насчет того, чтобы поработать моим ассистентом? Я научу вас тому, что знаю сам, если получится, а через несколько месяцев мы сможем переоценить ситуацию. Посмотрим, хотите ли вы в самом деле этим заниматься или нет. Возможно, вы докажете мне, что я ошибался. Возможно, вы прекрасно справитесь. А может быть, ваш отец вернется домой, и мы все окажемся там, с чего начинали.

— Мне кажется, это маловероятно, — ответила она. — Но звучит, наверное, справедливо. По крайней мере, сейчас я готова принять такой расклад. Один последний вопрос.

— Да?

— Когда я начинаю?

Это выплеснулось на первые полосы всех таблоидов и попало даже в пару серьезных газет. Цветная фотография, слегка не в фокусе: Томми и Барбра, слившиеся в страстном объятии, глаза закрыты, губы прижаты к губам, в блаженном неведении, что неподалеку щелкает камера папарацци. Место действия — темный угол ночного клуба для знаменитостей; Томми неплохо смотрится в пиджаке и черной рубашке, явно ставшей его фирменным знаком, Барбра, которая определенно не выглядит на свой возраст, — в простой белой блузке и юбке–брюках. При поцелуе рука его погрузилась в ее длинные, до плеч, белокурые волосы; тела этой парочки вряд ли могли быть ближе друг к другу без риска прилюдного совокупления, и фотография выглядела иллюстрацией к слову «похоть». Газеты с трудом сдерживали восторг.

— Я даже не знаю, как это получилось, — объяснил мне Томми, когда мы пили капуччино на верхнем этаже кафе на Кенсингтон–Хай–стрит, спрятавшись за горшками с папоротниками, чтобы избежать любопытных глаз. — Ну, как это обычно бывает. Мы встретились, разговорились, одно за другим, поцеловались. Я понимаю, это кажется странным, но тогда казалось совершенно естественным.