Ковпак

— Эх, темнота, темнота, — покачал головой Дед. — Ну вот хотя бы ты, — он ткнул негнущимся пальцем в сторону средних лет мужика. — Скажи, за что ты воюешь?

Тот ответил чужими, заученными словами:

— Как за что? За вольную и самостийную Неньку-Украину. За то, чтобы каждый украинец был в своей хате сам себе хозяин.

— А что, до войны в твоей хате еще кто-то хозяйствовал или ты приймак?

— Не, я хозяин.

— Сколько же земли ты имел от пилсудской Польши?

— Два гектара.

— А сколько Советская власть дала?

— С панского именья мне еще три гектара прирезали. Всего стало пять.

— А Крук откуда взялся? У него тоже земля была?

— Крук наш, тутошний. У него было гектаров пятьдесят. Советы забрали…

— Как так забрали? Прикарманили, что ли?

— Та нет, прошу пана, забрали и раздали тем, у кого земли было мало.

— Ну, это другое дело. А где той Крук был перед войной?

— В Неметчине, прошу прощения у пана генерала.

— Вот оно как! А тебе не кажется, хлопче, что у твоего батька сын был… как тебе сказать, чтоб не обидеть. Ну, малость мешком прибитый? Ты против кого воюешь?

— Против гитлеровцев.

— А я разве гитлеровец?

— Та нет.

— А как же получается? Ты воюешь против немцев, а твой Крук приехал с немецким обозом, чтобы забрать если не у тебя, то у таких, как ты, дурней свою землю. Ты что, не понимаешь, что собственными руками на свою шею ярмо надеваешь?

Пленный тупо смотрит в пол, не зная, что ответить. Но видно: в душе у него сумятица, разговор с партизанским генералом не прошел даром.

Ковпак приказал: этих пленных отпустить по домам.

Данная ситуация — из сравнительно простых. Чаще же все было гораздо сложнее. Не случайно Руднев, железный Руднев в эти самые дни писал в своем дневнике: «Нервы напряжены до предела. Ни спать, ни кушать не могу. Если не сойду с ума, то выдержу. В таком исключительном национальном и политическом переплетении провести соединение — это равносильно тому, чтобы провести корабль по неизвестному фарватеру среди подводных камней и мелей. Мы вошли в такую зону, где еще не ступала нога партизана. Эта территория оккупирована немцами уже два года. Население здесь потеряло всякую надежду когда-либо увидеть советские войска, а тут вдруг днем идет громада: тысячи людей, сотни повозок. Большинство людей смотрят на нас с любовью и слезами радости на глазах».

В такой сложной обстановке «воинская часть № 00117» шла начиная с 12 июля параллельно Днестру в поисках удобного для переправы места. Все решала скорость: нужно было переправиться через Днестр и выйти в район нефтяных промыслов Дрогобыча раньше, чем гитлеровцы перебросят туда значительные силы для обороны. Разведка сообщала, что к Днестру уже стягиваются два эсэсовских полка и отряды жандармерии, что задержаны и уже выгружаются из эшелонов специальные горнострелковые части, следовавшие из Норвегии на Восточный фронт. Ковпак не знал еще тогда, что на сей раз приказ об уничтожении соединения отдал лично Гитлер, поручив привести его в исполнение рейхсфюреру СС Гиммлеру. Причина такого повышенного внимания была выявлена позже. Оказалось, что один из мостов, взорванный ковпаковцами под Тернополем, имел особое значение: по нему проходило в сутки до 80–90 эшелонов. Фашистскому командованию пришлось теперь их возвращать во Львов и Краков, перегонять долгим кружным путем через Румынию и Бессарабию. Узнав об этом, Гитлер, как и следовало ожидать, пришел в ярость. Гиммлер дал слово фюреру выполнить категорический приказ силами находящихся в его распоряжении охранных полков и, в свою очередь, возложил непосредственное руководство операцией против партизан на группенфюрера СС Крюгера. Группенфюрер оказался не столь самонадеянным, как рейхсфюрер СС, и на одни эсэсовские части и жандармов не понадеялся — в результате партизанам и пришлось в Карпатах встретиться со столь серьезным противником, как специально подготовленные для действий в горах альпийские стрелки, соответственно оснащенные, обмундированные и вооруженные.

Одной из мер, предпринятых оккупантами, было объявление денежной награды за голову живого или мертвого Ковпака. На сей раз сумма по сравнению с прежней была увеличена вдвое, что в свое время предвидел Руднев. Повсеместно партизаны находили листовки следующего содержания:

«Каждому, кто доставит немецкому командованию живого или мертвого командира партизан генерала Ковпака, генерал-губернатор «дистрикта Галичины» заплатит сто тысяч рейхсмарок».