Полюби меня снова

«Феррари» – отличная машина, подумала Дайана. Скользнув с автострады «Интер-стейт-10» на асфальтовый атлас дороги в город, которая извивалась черной лентой сквозь звонкий сосновый бор высотой чуть ли не до неба, решила, что никакая другая машина в мире с этой сравниться не может. Когда откинулась на мягкую кожаную спинку сиденья, пришла к выводу, что «феррари» создана именно для нее, а «кадиллак», ее дизельный тихоход, – просто тоска зеленая. Вечно приходится тащиться еле-еле: машины обжимают со всех сторон, а оторваться невозможно – мотор слабоват. У богатых свои причуды, сказал бы Росс, знай он, о чем она сейчас думает. Раньше, правда, добавлял, что ему бы их заботы. А уж если бы узнал про помятое крыло у «кадиллака», обязательно бы стал распространяться на тему о том, что гнать на полной скорости и не соблюдать дистанцию по меньшей мере легкомысленно и что виновата она, а машина совсем ни при чем. А эта красавица – чуть прикоснешься к педали, рвется вперед, как пантера в прыжке. Сидеть за рулем одно наслаждение!

Дайана домчалась до Оринджа быстрее, чем предполагала. Край неба из алого сделался розовато-лиловым. Последние лучи заходящего солнца добавили золота к зеленым верхушкам сосен.

Как только она свернула на дорогу, ведущую прямо к дому Росса, на нее мгновенно нахлынули воспоминания, не мучительно-гнетущие, а грустно-нежные, когда щемит сердце, но на душе спокойно и легко. Так бывает, когда после долгого отсутствия возвращаешься туда, где когда-то был счастлив. Она не отводила взгляда от дома за деревьями, укутанными мхом. Дайана вышла из машины. Постояла. Все тот же резкий запах заболоченной лагуны, смешанный с ароматом нагретой солнцем хвои и благоуханием нежных лилий. Три года прошло, а камелии с азалиями все на том же месте. А бамбук какой высокий! Хорошо помнит, как высаживала нежные ростки по периметру всего участка, сбегающего к лагуне. Естественная изгородь метра полтора высотой покачивалась на легком ветру, будто хвост гигантской птицы сплошь из зеленых перьев.

А сад совсем зарос, подумала она. За цветами ухаживать некому. Уголок дикой природы. Когда жила здесь, сгребала граблями листья, сосновые шишки собирала в пластиковые пакеты. А теперь на клумбе – папоротниковые кущи; дикий виноград целиком обвил стену дома, заглушив ее любимый страстоцвет.

– Ах, Росс… –из груди вырвался не то вздох, не то стон.

Дом, казалось, ждал ее, звал, скучая по женской, заботливой руке. Она виновато улыбнулась. Ничего не поделаешь! Ну, если только тот мужчина, который в доме…

Дайана подошла к парадному входу. Долго стояла на крыльце, не решаясь позвонить. Крыльцо давно никто не подметал, а дверь, выкрашенная по ее совету оранжевой краской, чтобы подчеркнуть фактуру кедра, выглядела обшарпанной, даже несмотря на сумерки.

На Росса это не похоже, подумала она. Он терпеть не мог запустения. Всегда любил свой дом и содержал в порядке, даже когда они не были женаты. Можно подумать, что хозяину ни до чего нет дела или руки опустились. Прогнав прочь невеселые мысли, она собралась с духом и решительно надавила кнопку звонка.

Услышав быстрые шаги, ощутила слабость в ногах. Росс распахнул дверь и уставился на нее. Скользнул быстрым взглядом по ее лицу, фигуре, не оставив без внимания ни единой детали. Однако она успела прочесть в его глазах главное – он понял, что она приехала не только из-за Эдэма, но также чтобы увидеть его.

– Росс, я приехала, чтобы… – начала было она, улыбаясь, хотя внутри все сжалось в тугой узел.

– Можешь не продолжать, – перебил он, кинув на нее равнодушный взгляд. – Зачем ты приехала, я догадываюсь…

Это было сказано с подтекстом, от которого она покраснела и смешалась.

– Нет, Росс… ты… Не только из-за тебя, – пролепетала она. – Я не находила себе места из-за Эдэма. Я…

– Эдэм – всего лишь отговорка. Не лги, Дайана! Ты прекрасно знаешь: если бы что-то стало известно, я бы немедленно позвонил тебе. А появись Эдэм у тебя, ты бы сделала то же самое. – С трудом сдерживаясь, чтобы не наговорить резкостей, он, однако, не делал никаких попыток скрыть, что ее приезд ему неприятен.

Дайана от волнения покрылась испариной, ладони стали мокрыми. Нельзя же быть такой жалкой трусихой, подумала она.

– Росс, мне было нелегко решиться приехать сюда, но я понимала, что должна.

Он стоял в дверях, загораживая проход. Застывшие черты лица выражали откровенную неприязнь. Он видел ее страдающие глаза, но сознательно не замечал.