Как все это начиналось

Он продолжал читать про листки, плакаты, карикатуры в XVIII веке. Что-нибудь из Джиллрея подойдет в качестве иллюстрации. Надо будет сделать комментарий для издателя, предложить варианты. Несколько беглых ссылок на тогдашние скандалы. Потом сравнить с современным стилем, ударить кувалдой по желтой прессе, по вялым ищейкам-журналистам, по их скучной трезвости, недостатку профессионального пыла. А на сладкое — о том, что даже во времена журналистских расследований кое-что проскакивает через ячейки сети, например потенциальные политические драмы. Самые ценные крупицы информации часто теряются, просто отбрасываются — этот намек должен побудить редактора повнимательнее отнестись к этой, на первый взгляд бесхитростной статье. «Итак, в моем архиве есть прекрасный пример такой незамеченной крупицы золота…»

Мы пустим лису в курятник, Роуз! Это отправим редактору… например, «Санди таймс», с сопроводительным письмом от меня, написанным от руки. Я с ним не знаком, но личное письмо — это всегда впечатляет.

Но в «Санди таймс» статью не приняли, прислали совершенно безличный отказ.

Генри был раздражен, даже оскорблен.

— Интересно, попало ли мое письмо по адресу? Что ж, возможно, «Санди телеграф» в данном случае подойдет больше.

«Санди телеграф» тоже очень скоро уведомил его, что им это неинтересно, а потом и «Обсервер». Генри был не просто разъярен, стиснув зубы, он переживал глубокое оскорбление.

— Все дело в том, Роуз, что эти люди дремучие, они не знают никаких имен, не осведомлены о моей репутации в научном мире. Я упомянул о том, что на подходе мемуары, так что, казалось бы… Или, может, они по молодости лет вообще не слыхали о правительстве Гарольда Вильсона? — Он невесело усмехнулся.

Роуз теперь с ужасом открывала длинные белые конверты, качала головой, досадливо фыркала.

В итоге Генри собрал все отказы и положил их в ящик стола.

— Спасибо за все, что вы сделали, Роуз. Нам с вами надо извлечь из этого урок. Следует очень внимательно и осторожно подойти к выбору издателя для мемуаров, найти фирму с понимающим главным редактором. Не сварите ли кофе, Роуз?

Она вышла на кухню поставить кофейник. Боже мой. Бедный старик! У нее сердце сжалось от сострадания. Она даже сама от себя не ожидала.

Генри проанализировал ситуацию. Несостоявшийся скандал тридцатилетней давности явно не интересен никому, особенно не помнящим родства молодым людям, которые заправляют в газетах сегодня. В прежние времена журналисты были куда более сообразительны и предприимчивы. Стало быть, таким способом Генри не сможет привлечь к себе внимание, восстановить свое доброе имя. Он снова подумал о научной статье. Что-нибудь не обязательно пространное, возможно, наоборот, сжатое, лаконичное и меткое. Проливающее свет на темный до сей поры уголок XVIII века.

В каком же аспекте?

Генри задумался. Он довольно беспорядочно прочитал кое-что, достал свои старые записи. Такой далекий и недоступный XVIII век презрительно усмехнулся ему в лицо.

Нет. Лучшее, что он написал в этой области, уже завершено, и с этим надо смириться. Рыться в архивах — это для молодых.

Вечером Генри включил телевизор. Кроме новостей, он редко что смотрел, разве что костюмные фильмы вызывали его тщательно скрываемый интерес. Но в последнее время Генри слегка подсел на серию передач о средневековых монархах. Представительный молодой историк с энтузиазмом вещал в камеру, взбирался на крепостные валы, прохаживался по полям былых сражений. Генри претили все эти коронации, пиры, рыцарские турниры. Он сохранял патрицианское презрение к лекциям, популяризирующим историю, к тому же никогда не понимал привлекательности Средневековья — это ведь только преддверие настоящей истории. При этом Генри поймал себя на том, что смотрит с интересом. Этот парень на экране приковал к себе его внимание, хоть и совершенно не был похож на ученого. Его аттестовали как преподавателя престижного кембриджского колледжа.

Когда передача закончилась, Генри налил себе еще кларета и задумался. Телевизионные программы смотрят миллионы людей — даже об истории. Книгу на историческую тему читают тысячи, а то и того меньше, в зависимости от периода, в ней описываемого. Телевизор вообще — это для темных масс, но познавательные передачи все же предназначены для более разборчивого зрителя. Генри видел и другие подобные программы. Их вели молодые речистые историки. Он смотрел их с некоторой пренебрежительной отстраненностью — популистская чепуха, нельзя принимать всерьез.