Девушка, которую ты покинул

Джейк жизнерадостно рассказывает о новой электронной игре. Пол с улыбкой кивает, но при этом ловит себя на том, что думает совсем о другом, прорабатывая в уме детали предстоящего разговора. Что он должен ей сказать? И надо ли говорить правду? И сумеет ли она понять, если он ей все объяснит? А может, лучше держаться от нее подальше? Ведь, в конце концов, главное для него — это работа. Что он давным-давно усвоил.

Но он смотрит на сына, увлеченно нажимающего на кнопки и полностью поглощенного пикселизированной игрой, но мысли его далеко. Он будто снова чувствует рядом с собой мягкое, податливой тело Лив, видит, как она, словно оглушенная заставшим ее врасплох чувством, поднимает на него затуманенные глаза.

— Ну как, ты еще не купил новый дом?

— Нет. Еще не купил.

«Я все время думаю о тебе».

— Сходим вечером поесть пиццы?

— Не вопрос.

— Правда?

— Ммм… — кивает он.

Боль и обида на ее лице, когда он повернулся, чтобы уйти. Она такая же открытая, как и ее дом. Все ее чувства написаны у нее на лице, как будто она не привыкла ничего скрывать.

— И мороженого?

— Конечно.

«Мне страшно. Правда, в хорошем смысле».

А ему пришлось позорно бежать. Не потрудившись хоть что-то объяснить.

— Ты мне купишь «Супербратьев Марио» для моего «Нинтэндо»?

— Ну, хотеть не вредно.

Выходные тянутся в томительном молчании. Мо приходит и уходит. Ее новый вердикт относительно Пола: «Разведенный Ядовитый Холостяк. Худшая разновидность особей мужского рода». Она лепит миниатюрную фигурку, символизирующую Пола, и заставляет Лив втыкать туда острые предметы.

Лив приходится признать, что голова Мини-Пола вылеплена удивительно правдоподобно.

— Думаешь, у него и вправду заболит живот?

— Ничего обещать не могу, но тебе точно сразу полегчает.

Лив берет шпажку для канапе и неуверенно тыкает Мини-Пола в область пупка, но тут же в приступе раскаяния выравнивает пластилин пальцем. Она не способна соотнести эту фигурку с образом реального Пола, но ей хватает ума понять, что некоторые вещи все же не стоит делать, а потому, последовав другому совету Мо, бегает до тех пор, пока не начинают болеть икры. Она затевает генеральную уборку Стеклянного дома, вылизав его от пола до потолка. Выкидывает лодочки с бантиками. Четыре раза проверяет мобильник на предмет сообщений и, проклиная себя за слабохарактерность, выключает его.

— Слабовато. Ты даже не проткнула пальцы на ногах. Хочешь, я сделаю это за тебя? — осмотрев фигурку в понедельник утром, спрашивает Мо.

— Нет. Все прекрасно. Я серьезно.

— Тебе бы побольше твердости. Значит, так: когда я вернусь с работы, мы его скатаем в шарик и вылепим из него пепельницу.

И к тому времени как Лив снова появляется на кухне, Мо успевает воткнуть ему в голову целых пятнадцать шпажек.

А в понедельник днем Лив получает наконец деловое предложение. Каталог какой-то маркетинговой компании пестрит синтаксическими и орфографическими ошибками. К шести вечера Лив практически переписала все заново. И хотя расценки оказались неприлично низкими, Лив наплевать. Работа отвлекает от грустных мыслей, и она готова составить им забесплатно хоть новый каталог.

Неожиданно кто-то звонит в дверь. Должно быть, Мо оставила ключи на работе. Лив с трудом встает из-за письменного стола, потягивается и идет к домофону.

— Ты опять забыла ключи.

— Это Пол.

— Привет, — обмирая, произносит она.

— Мне можно подняться?

— Вовсе не обязательно. Я…

— Ну пожалуйста! Нам надо поговорить.

На то, чтобы посмотреть на себя в зеркало или причесаться, времени уже нет. Она стоит, держа палец на кнопке домофона, и ее раздирают сомнения. Потом жмет на кнопку и отшатывается, словно боится, что дверь вот-вот взорвется.

Лифт, дребезжа, ползет наверх, и по мере его приближения у нее все сильнее крутит живот. А вот и он сам. Смотрит на нее из-за решетчатой двери лифта. На нем мягкая коричневая куртка, а взгляд непривычно усталый. И вообще вид какой-то измученный.

— Привет. — Он выходит из лифта и стоит в коридоре.

— Здравствуй, — зябко скрестив руки на груди, отвечает она.

— Мне… можно войти?

— Чего-нибудь выпьешь? — попятившись, спрашивает она. — Я хочу сказать, ты останешься?