Лихо ветреное

Слева под боком зашевелилась Аленка, полезла через нее, как ящерица через бревно, тонкая, легкая и цепкая, приговаривая нетерпеливо:

— И меня так покружи! И меня!

— Сейчас, солнышко, — сказала Зоя. — Сейчас, сейчас… Все, я уже проснулась, все…

И открыла глаза.

Прямо над ее головой большие коричневые руки крутили, вертели и подбрасывали Маньку, а Манька хохотала и орала «Бр-р-раун!». Рядом по толстому и красивому дивану топталась Аленка, тянула руки вверх и даже подпрыгивала от нетерпения. Зоя, не вставая, запрокинула голову и немножко понаблюдала, как Павел Браун жонглирует Манькой, как рыжим факелом, потом перевернулась на живот, подперла подбородок ладонью и стала наблюдать как следует. Манька размахивала руками и ногами, как ветряная мельница. Зоя эту мельницу ни за что на весу не удержала бы. Федор удержать смог бы, но рисковать не стал бы. Серый — тот да, тот Маньку крутит и вертит точно так же, и смеется точно так же… И Маньке ни разу не удалось заехать пяткой Серому в глаз или в нос, хоть и очень старалась. Ну, точно так же, как сейчас.

— И меня так покружи! — крикнула Аленка. Крикнула! Аленка! Это что ж такое произошло в нашем мире, пока она спала? Это какие такие законы природы изменились? Это что ж такое сделали с ее ребенком? Сейчас они за все ответят… Но додумать последнюю мысль Зоя не успела, потому что как раз в этот момент большие коричневые руки свалили не перестающую брыкаться и хохотать Маньку на диван рядом с Зоей и тут же подхватили Аленку.

— Стоять! — страшным голосом сказала Зоя и полезла с дивана, не отрывая взгляда от Аленки.

Павел Браун окаменел, не закончив движения, стоял с вытянутыми вперед большими коричневыми руками, а в руках у него была Аленка — сидела себе спокойненько на ладони этого сумасшедшего Павла Брауна, а другая ладонь этого сумасшедшего Павла Брауна крепко обхватывала тонкую Аленкину спинку. Аленка сияла глазами и снисходительно улыбалась Зое с высоты… Свысока. Этот сумасшедший Павел Браун делал испуганное лицо и таращил светло-серые глаза. Дымчато-серые глаза с поволокой. Интересно, эти глаза у него от дедушки или от бабушки?

Впрочем, сейчас ей гораздо интересней, почему это посторонние люди без спросу хватают ее детей руками. Большими коричневыми руками. И вертят их, как будто так и надо. Зоя наконец слезла с дивана, встала перед Павлом Брауном, и уже собралась задать ему все эти вопросы, и даже уже наставила на него указательный палец…

— Не стреляйте, я свой, — быстро сказал Павел Браун и поднял руки вверх.

Вместе с Аленкой. И Аленка подняла руки вверх. И засмеялась, и сказала с высоты:

— Мама, не стреляй, я тоже своя!

— Конечно, — согласилась Зоя. — Безусловно. Ты своя. А он кто такой? Совершенно чужой человек. Посторонний. Хватает без спросу… Крутит… Это как называется?! Немедленно отпустить ребенка!

— Мама, не бойся, мы немножко, — сказала Аленка и нетерпеливо трепыхнулась в поднятых вверх руках Павла Брауна. — Браун! Покружи скорей!

— Нельзя, — с сожалением ответил он. — Если мама сказала, что нельзя, — это значит, что сейчас нельзя. Может, потом… Внимание! Отпускаю ребенка!

Это называется — отпустить ребенка?! Он крутил и вертел Аленку почти так же, как Маньку, и Аленка хохотала почти так же, как Манька… Но Зоя не успела удивиться или испугаться, потому что это продолжалось всего несколько секунд, а потом Аленка оказалась на диване рядом с Манькой и так же, как она, дрыгала ногами и смеялась. Все у них было в порядке, никто ничего не вывихнул, никто не ушибся, не испугался и не задохнулся. Зоя опустилась на край дивана, помолчала, думая, как бы подоступнее выразить свое крайнее недовольство этим сумасшедшим Павлом Брауном, ничего цензурного не придумала и хмуро спросила:

— Вы почему здесь?

— По приглашению, — с готовностью ответил он. — Нас Серые на новоселье позвали. Меня и Макарова. Макаров все-таки архитектор. А меня — на правах его друга. Или, может быть, на правах вашего жениха, я не знаю.

— Молчать, — злобно сказала Зоя и оглянулась на девочек. Девочки дрыгали ногами и хохотали. — Павел Браун, вы что, ищете путь к моему сердцу? Должна предупредить: вы выбрали не тот путь. Через детей к моему сердцу пути нет. Это только мои дети. А я ревнива. Понятно?

— Ну, здрасте, — обиделся Павел Браун. — Ну, что вы такое говорите? Мать с отцом не должны делить детей. Это совершенно непедагогично. Вот когда мы поженимся…