Draco Sinister

Она отвернулась, и взгляд ее окаменел: — Люди не намереваются жить вечно… Почему с твоими знаниями и могуществом ты не пытаешься сделать что-то доброе? Ты бы мог стать целителем как Хельга… ты мог бы возвращать людей к жизни вместо того, чтобы расчленять их и использовать куски для экспериментов…

Он приподнялся и сел, глядя на нее, его серые глаза горели таким лихорадочным огнем, что казались синими.

— Я мог бы… — произнес он. — Да, я мог бы, если бы ты мне помогла. Останься со мной, Ровена — я обещаю, я клянусь! — я откажусь от Темного Искусства, я сожгу мои книги, уничтожу мои эксперименты… — он осекся и потянул ее к себе их сплетенными руками. Она позволила опустить себя на постель рядом с ним и уткнулась лицом ему в плечо, почувствовав, что вес ее причиняет ему невыносимую боль. Через связь, объединяющую их, она чувствовала и то, что он не хочет, чтобы она отпрянула от него; и то, что яд в нем был черен и горяч… Она поняла, что боится за него, и одновременно — боится его…

— Я кое-что тебе скажу, — произнес он. — Я сам разрешил змее укусить меня.

— Почему, Салазар?

— Я думал, что, если я буду при смерти, ты придешь повидать меня. Не смейся — я же был прав.

Ты же здесь…

— Я не собиралась смеяться…

— А я не собираюсь умирать. Не теперь, когда ты здесь. Не покидай меня, — произнес он, и она через все покрывала почувствовала, как бешено заколотилось его сердце. Он потянулся к ее лицу, провел пальцем от виска к губам.

— Ты единственное, что имеет для меня значение, единственное, от чего я никогда не откажусь…

— Именно так бы ты и поступил, — сказала она сквозь его пальцы, — ты бы пожертвовал мной вместе со всем остальным.

— Только не тобой. Никогда.

— Посмотрим.

— Сириус! — заорал Гарри. — Сириус, где ты?!

Ответа не было, но внезапно Гарри осознал, что все ближе и ближе раздается звук шагов.

Обернувшись, он увидел Рона — босого, в пижаме, бегущего со всех своих длинных ног. В руках у него была палочка. Он кинулся к Гарри — к обрыву карьера.

— Что происходит? — запыхавшись, спросил он.

— Малфой упал, — коротко ответил Гарри. — Я ничего не могу сделать: Гермиона послала меня сюда как Видение. Рон, может, ты…

Но Рон уже бухнулся на колени, указывая палочкой во тьму карьера.

— Зовио! — закричал он, и вода разверзлась, переливаясь черным и серебристым. Тело Драко взлетело из нее в воздух и приземлилось между ними на траву, смятое и скорченное, словно выброшенная игрушка.

Рон взглянул на Гарри. Его лицо в лунном свете было белым, от этого веснушки казались чернильными брызгами.

— Пощупай у него пульс.

— Я не могу. Я вообще не могу ничего пощупать…

Выругавшись, Рон потянулся, чтобы перевернуть Драко, и у Гарри упало сердце — кожа его была бледной и посиневшей, совершенно безнадежной на вид, веки лиловые. На фоне безжизненного цвета кожи шрам на левой руке чернел, словно налитый чернилами.

«Малфой», — наудачу мысленно окликнул его Гарри, но не сумел направить свою мысль наружу, она канула в пустоту, как брошенный мяч, который некому было поймать.

Рон пощупал пальцами горло Драко, поднял глаза и покачал головой: — Пульса нет…

— Нет пульса? — Гарри не мог в это поверить. — Но он же не мог пробыть там настолько долго…

— Я же сказал — пульса нет, — к удивлению Гарри Рон поднял свою палочку и указал ей Драко на грудь: — Суспиро!

Грудь Драко приподнялась и опустилась. С серьезным и взволнованным видом Рон сильнее нажал кончиком палочки на грудную клетку Драко и повторил: — Суспиро!

На этот раз тело Драко не двинулось, он безжизненно лежал, по волосам стекала кровь и вода, грудь не вздымалась…

Внезапно Гарри вспомнил первое мертвое тело, что ему пришлось увидеть, — тело Седрика. Он вспомнил, что смотрел на него и знал — сам не понимая, откуда, — совершенно точно знал, что тот мертв. И сейчас было то же самое…

Хотя он сам был только видением, иллюзией, он почувствовал, что внутри у него все похолодело — это странное, паническое чувство ни разу прежде не посещало его. Впрочем, нет — это ощущение уже было однажды: когда, привязанный к могиле отца Вольдеморта, он смотрел, как Червехвост приближается к нему с ножом. Тогда он испытал животный ужас — он был уверен, что сейчас у него что-нибудь отрежут — кисть, руку — то, что уже не восстановить…