Лайма Скалбе, командир группы «У», спецподразделения службы...
Выполняя волю умирающего отца, Эмили вступает в фиктивный брак с графом...
— Терпимо? — выпалил Гарри, уставившись на Гермиону с таким недоверием, что это выглядело почти смешно. — Это Малфой-то?
— Ну вот, ты опять называешь его Малфой, — невозмутимо заметила Гермиона. — В чем дело?
Ты не можешь выговорить его имя? Он собирается стать твоим родственником…
— Малфой мне не родня! Он не член моей семьи!
— В какой-то степени, Гарри, он родственник. Как, по-твоему, что такое семья? Это люди, которые связаны с тобой, и ты не выбираешь, кто они, ты не можешь изменить их, и ты должен жить с ними и любить их.
Гарри искоса взглянул на нее, и она поняла, насколько неуместно это прозвучало по отношению к его собственному воспитанию.
Она закусила губу.
— Это немного чересчур, — решительно заявил он, — просить меня полюбить Малфоя.
— Ну, для начала ты мог бы называть его по имени, а потом двигаться дальше.
Гарри с вызовом взглянул на нее.
— Он называет меня Поттер.
— Да, это так, — Гермиона запрокинула голову и, неожиданно для Гарри, нежно поцеловала его в висок.
— Если чему-то в ваших отношениях суждено измениться, то это будет зависеть от тебя. Гарри, у тебя есть преимущество перед ним. У тебя есть друзья. Ты знаешь, как с ними обращаться. Он — не знает. Он просто поступает инстинктивно. Если ты обращаешься с ним, как с другом, он станет тебе лучшим другом из всех. А если ты относишься к нему, как к своему злейшему врагу, то он таким и станет.
— Он не думает обо мне, как о друге, — резко ответил Гарри, но Гермиона видела, как упрямство исчезает из его глаз, оставляя смутное беспокойство, которое она могла прочитать так же легко, как она всегда читала выражение его лица.
— Может быть, нет, — мягко сказала она. — В его сознании ты не столько друг, сколько… лучшая часть его самого.
Гарри смотрел на нее. И Гермиона протянула руку и взяла Эпициклический Амулет у него из руки.
Она чувствовала его, такую знакомую, тяжесть на ладони — как незначительна она была для того, чем он был — сущностью человеческой жизни, ставшей осязаемой. Она так привыкла к тому, как он сжимал ее горло, что последние несколько дней, просыпаясь, она тянулась к нему и вздрагивала от чувства утраты, обнаружив, что его нет.
Она расстегнула цепочку и посмотрела на Гарри.
Тот склонил голову, и Гермиона застегнула цепочку на его шее, позволив Амулету упасть ему за пазуху.
— Это большая ответственность, — заметил Гарри, глядя на нее.
— Но не для тебя, — ответила Гермиона. — Это… то, что ты есть.
Джинни стояла, замерев, окутанная плащом-невидимкой, и смотрела на Драко. В первый момент, когда она только вошла, она едва не убежала прочь, одновременно желая и не желая говорить с ним. Казалось, каждый раз в течение этих дней, когда она видела его, он выглядел по-другому — все дальше и дальше от самого себя. Там, в камере, он был таким холодным, отстраненным и замороженным, что она едва могла взглянуть на него. Она ожидала увидеть его таким же одиноким, но вместо этого он выглядел слегка… успокоенным, будто какое-то бремя упало с его плеч. Он как-то расслабленно утопал в кресле перед пляшущим красно-золотым пламенем, которое отбрасывало желтоватое сияние на все, что находилось в комнате, включая самого Драко, превратив его серебристые волосы в русые и добавив теплые золотые тона к его бледной коже.
Джинни позволила плащу соскользнуть к ее ногам и ждала, когда он ее заметит. Но он не замечал.
По крайней мере, не показывал вида.
Драко продолжал смотреть в огонь, будто загипнотизированный. Она сделала шаг к нему, затем другой. Она была уже так близко, что могла коснуться его руки, когда он резко повернулся в кресле, широко открыл серые глаза и уставился на нее.
Она протянула к нему руку.
— Драко?
Стакан выпал у него из пальцев. Он упал на пол, но не разбился, и покатился в огонь. Джинни проследила за ним взглядом, не решаясь смотреть Драко в лицо.
Он не был рад увидеть ее. Напротив, он был в ужасе.
— Джинни?
Она чувствовала, как толчки ее сердца отдаются в горле.
— С тобой все в порядке? — отважилась спросить она.
Он продолжал смотреть на нее, все с тем же ошеломленным, застывшим выражением лица.
Наконец, он рассмеялся. На мгновение она растерялась. Даже Драко не нашел бы ничего смешного в данной ситуации.
— Так ты пришла за мной, — сказал он, и в его голосе прозвучала резкая нота гнева, хотя его губы продолжали улыбаться. — Мило, не правда ли. Но глупо.