Ночь. Пустынная улица. Неоновые огни казино. Восемь человек, не знакомых...
— Ты скоро закончишь эту свою сентенцию? — резко перебил его Гарри.
Рон подавился словами и замолк с упрямым видом.
— Ты ей должен сказать, — снова повторил он.
Гарри тряхнул головой:
— Если бы было что ей сказать, я бы непременно сделал это. Но я люблю ее, и всегда буду любить — сказать ей что-то иное было бы ложью.
У Рона был такой ошеломленный вид, что Гарри сам удивился.
— Но ведь у многих людей так происходит — просто чувства пропадают — и все… Разве нет?- — А разве я похож на большинство людей? — Гарри потер лицо руками, снова почувствовав накатившую усталость. И опустошение. — Слушай, — чуть тише продолжил он, — я очень ценю, что ты присматриваешься и к Гермионе, и ко мне; я понимаю, как все выглядит со стороны — наверняка ужасно. Но я по-прежнему люблю ее. Просто иногда я беспокоюсь…
— О чем? — быстро подхватил Рон.
— Что она меня не любит.
— О… — пробормотал Рон и повторил, — о… Нет, уверен, что любит.
— Знаю, — Гарри поднял голову и взглянул на Рона, по-настоящему взглянул, первый раз за несколько дней. Решительные синие глаза, четкая линия рта, знакомое лицо… — Все потому, что я не могу рассказать ей про своих родителей, — он сам удивился своим словам.
— О родителях? — потрясенно повторил Рон. — А что с ними что-то… случилось?..
Нет, — ядовито подумал Гарри, — они все еще мертвы, спасибо, что спросил.
Однако вслух он сказал совсем другое:
— Да нет, я просто много думаю о них, они постоянно крутятся у меня в голове. Знаю, мне нужно поговорить с ней об этом, но… я не могу. Кроме того, не только я удаляюсь от нее. Она тоже удаляется от меня, — решительно произнес он. — Удаляется и становится какой-то… странной.
— Странной? — эхом повторил Рон.
Но Гарри не стал углубляться в подробности. Его глаза опять загорелись, как в тот миг, когда они вошли в Трофейную комнату:
— Эх, да вот же!
— Что? О, точно! — воскликнул Рон и опустился на корточки рядом с Гарри, который распахнул стеклянную витрину и вытащил бронзовую чашу, по краю которой красовалась следующая надпись: «За специальные заслуги перед школой. Гарри Поттер, Гермиона Грейнджер и Рональд Уизли. Год 1992».
— Мы собираемся использовать это? — спросил Рон.
— Естественно. Это же наше. Мы используем то, что захотим. Гермиона же говорила, что нам нужно что-то, напоминающее ту чашу на картинке. Вот она как раз и напоминает.
Рон усмехнулся:
— А я думал, мы используем специальную награду Тома Реддла.
Гарри хмыкнул.
— Блестящая идея. Но… Гермиона сказала, что нам нужна чаша.
— Зачем? Какая по сути разница? Все равно мы изменим ее с помощью Трансфигурации.
— Ага, — кивнул Гарри, — однако это должно быть очень-очень слабое заклинание, потому что сильное могут уловить детекторы музея. И оно со временем должно исчезать. И чем больше предмет будет похож на то, что там находилось раньше, чем дольше никто ничего не заметит.
Рон тряхнул головой:
— Интересно, а кто-нибудь в курсе полного и подробного плана грабежа за исключением Гермионы?
Гарри поднялся и помотал головой:
— Нет. Но ей я вполне доверяю.
Лицо Рона странно перекосилось. Потом он улыбнулся и протянул руку, чтобы коснуться чаши в руках Гарри.
— Помню-помню, как мы получили ее. Второй курс…
Гарри внимательно взглянул на Рона: что-то в этих словах ему не понравилось, словно его друг оплакивал прекрасный и навсегда ушедший Золотой Век.
— Да, я помню. Хочешь понести ее?
Но Рон помотал головой и засунул руки в карманы.
— Нет. Да все нормально, — и перевел взгляд на дверь. — Пора.
Рон пригнулся, и Гарри набросил на них мантию-невидимку, укрыв их обоих от чужих глаз.
* * *
Когда Рон с Гарри вернулись в библиотеку, Джинни уже ушла, за столом сидели Драко и Гермиона. Она уронила голову на руки и, казалось, спала. Драко читал. Увидев подходящих Рона и Гарри, он приложил палец к губам.
Гарри бросил взгляд на Драко и поставил чашу на стол рядом с Гермионой. Она и вправду спала — глаза ее были закрыты. Он заметил, насколько она устала: веки были воскового оттенка, под глазами лежали тени, губы чуть приоткрылись, выпавшая из пучка прядь покачивалась от ее дыхания. Забыв про Драко и Рона, про всех остальных, кто есть на свете, он присел на корточки рядом с ней. Мир и время исчезли: существовали только Он и Она. Он вроде бы никогда не забывал о своей любви к ней, но тут он снова все вспомнил — так сильно и неожиданно, что ощутил какую-то внутреннюю боль. О, если б она только знала…