Draco Veritas

…Я знал, что что-то не так. Я знал.

— И вот, — дрожащим голосом закончила она, — те…-теперь Гарри сказал, что больше никогда не хочет меня ни видеть, ни говорить, я никогда не должна подходить к нему. Я убежала… Я видела спешащих Макгонагал и Люпина, но пробежала мимо них. Подозреваю, они торопились в гостиную — на Заклятье Веритас сработала тревога — ну, ты же знаешь, Темная магия и…

— Я знаю, — осторожно перебил ее Драко. — Чертова охранная система.

— Конечно, — кивнула она. — Прости, — голос ее был пустым и ровным. Она снова опустила глаза к рукам, и вдруг он заметил, что она что-то сжимает в правом кулаке. Он отпустил ее плечи и тихонько потянулся к ее руке. Она не сопротивлялась, позволив разжать свои пальцы, и он захлопал глазами, увидев на ее ладони знакомое золотистое мерцание — золотые часы Гарри, которые тот всегда носил на правой руке. Золотые часы на темном кожаном ремешке. — Он швырнул их мне, — пояснила она и снова сжала пальцы. — И велел, чтобы я больше к нему не подходила.

— Я понял, — кивнул Драко, — ты мне уже говорила.

— Он прав, — продолжила Гермиона, — похоже, со мной что-то не так. Я не помню, ну, совершенно не помню, чтобы мы чем-то занимались с Роном, но ведь я же должна это помнить, правда?

Драко перевел дух, понимая, что от выбора слов сейчас многое зависит, а потому делать это надо с большой осторожностью.

— Гермиона, — начал он. — Ничего с тобой не случилось. Я знал, что у Уизли появились к тебе… некоторые чувства. Я просто не понимал, что он заблуждался насчет них.

Она вскинула голову, глядя на него с упреком.

— Откуда ты знаешь, что он заблуждался, а не я?

— Потому что это он рассказывает занимательные байки, а не ты.

— Ты не видел его, Драко, — она говорила все громче и громче, — он был уверен, совершенно уверен — он так на меня смотрел… И потом, он был под Заклятьем Веритас: как бы он мог солгать?

— А вот так, — твердо отрезал Драко. — Заклятье Веритас заставляет тебя говорить правду, однако не дает тебе знаний, которыми ты не обладаешь. Другими словами — если ты веришь в то, что может на самом деле правдой не являться. На него могли наложить заклятье Confundus, или какие-нибудь чары, влияющие на память, ну или же он вообще свихнулся, в чем я, признаться, сомневаюсь. Но в чем я уверен,  — это в том, что Заклятье Веритас еще ничего не доказывает. Ничего.

Он осекся, Гермиона во все глаза смотрела на него:

— Ты веришь мне … Ты, и правда веришь мне, да?

— Да, — честно ответил он. — Полностью.

— Слава Господу, — и она разразилась слезами. Он с тревогой следил за ней, но прежде, чем успел шевельнуться, она кинулась к нему на шею и уткнулась лицом в плечо. Ее сотрясали рыдания — он и представить не мог, что можно так рыдать, — этот потоп смыл остатки его спокойствия и уверенности. Он осторожно обнял ее, подозревая, что наверняка существуют Вещи-Которые-Необходимо-Делать-В-Таких-Случаях: успокоительно побормотать, погладить по голове, — однако у него не было опыта в успокаивании людей, тем более тех, кто был ему небезразличен. Так что он просто сидел и держал ее, словно от этого ее горе могло уйти.

— У меня ощущение, словно я дышать не могу, — наконец услышал он ее приглушенный шепот. Не понимаю, что со мной происходит.

Она все еще сидела в его объятиях, стиснув на спине его рубашку. Он ощущал мягкость ее прижавшегося тела, он почти ощущал соль ее слез на своих губах. И его тело тут же отреагировало на эту близость — в конце концов, ему было только семнадцать и некоторые вещи контролировать было просто невозможно. Он быстро отцепил ее руки от своей шеи:

— Ты бы прилегла, — предложил он, отстраняясь от нее, — ты измучена.

Она замотала головой, хватая его за рубашку:

— Нет. Нет, нет — не могу. Не смогу уснуть, невозможно…

Он вздохнул, мысленно прикидывая, что же делать. По некоторым причинам посадить ее к себе на колени было невозможно. Да и в свою собственную кровать она, похоже, тоже отправляться не хотела. Он слез с кровати и, присев на корточки, выдвинул нижний ящик и достал оттуда бутылку, этикетка на которой гласила, что это вино из Архенских виноградников разлито по бутылкам в 1867 году. Мельком взглянул на нее — она предполагалась стать свадебным подарком Сириусу и Нарциссе — и о цене его он предпочитал не вспоминать. Но это не помогало.