Золото бунта, или Вниз по реке теснин

— Фиса! — свистяще позвал Осташа. — Зайди, Фиса!..

Но за стенкой заскрипели ступени лесенки, уводящей из льяла на палубу.

«Испугалась! — понял Осташа. — Догоню… Догоню!»

Он вскочил и бросился к дверке, толкнул ее и нырнул было в проем, но чуть не врезался в дверку головой: дверка не открылась. Осташа с размаха ударил в нее кулаком. Дверка прыгнула в косяке и железно лязгнула. Она была заперта. Заперта снаружи. Видно, Фиска взяла из груза прут и всунула его в петли, куда и сам Осташа всовывал дужку замка, если и ему с Федькой приходилось отлучаться с барки. Кроме сплавщика и водолива, заходить в казенку никто права не имел. Зачем же Фиска его заперла?..

Фиска?!. Чутьем сплавщика Осташа и в полной тьме ощутил, что его барка тихо движется боком. Это барка-то, на три снасти привязанная к берегу?.. Нет, не Фиска была за стеной! Какая еще Фиска?.. Кто-то другой обрывал снасти, чтобы барка незаметно отчалила, поплыла — и разбилась о близкий боец Столбы!.. Этот вор и запер казенку, чтобы Осташа утонул вместе с баркой… Утонул в казенке так же, как Сашка Гусев, который, прикованный цепью, захлебнулся в батиной барке, ушедшей на дно под бойцом Четыре Брата!

«Холитан Хар Амп!.. — почти ощутимо зашептала в ухо Бойтэ. — Ты — Завтрашний Пес! Ты завтрашний след знаешь! Это я тебя нашла, мой эрнэ эруптан!..»

Осташа обеими руками ударил в боковую стенку казенки. Ведь еще в Каменке Кафтаныч рассказал ему, как барки поддырявливают, и он верхние доски стены присадил на гвоздь еле-еле — чтобы всегда иметь запасной выход из казенки, чтобы не сгибнуть страшной и обидной гибелью, какой Сашка Гусев сгиб. Две доски отлетели куда-то вглубь барки, обнажив широкую щель. Осташа подпрыгнул и воткнулся в нее сразу по пояс. Он задрыгал ногами, зашарил руками, цепляясь за шершавые чушки груза, выволок себя на железо в мурью. Здесь было чуть-чуть светлее. Из проемов палатки падал синий ночной свет, отблескивал металл ровно уложенного груза. Осташа по чугуну пролез к лесенке и взмыл на палубу.

Не было никакой тьмы — ночь сияла ясная и прозрачная. Белое кружево заиндевевшего тальника оторочило рябившую серебром излучину Чусовой. Просветлев каменным лицом, скала глядела на реку из-за березок и сосенок. Над клином дымно-сизого ельника за мысом поднимались бледные бугристые сваи Столбов. По небу цепами стужи наколотило и размело звезды, как полову по току. Барка стояла на реке наискосок. Она далеко отошла от берега носом, с которого черной соплей свисала обрезанная снасть.

Осташа повернул голову: на корме у столбика правого огнива возился какой-то огромный человек. Под луной вспыхнул ножик. Человек пилил натянутый канат.

Корма была привязана на две снасти. Одна сейчас была со слабиной, а другая, основная, в натяг держала барку за причальный столб. Вот ее-то и резал вор. Вором был Поздей.

Весь день он работал на потеси тише воды ниже травы, Осташа и забыл о его существовании. Только вот сам Поздей о себе не забывал.

Осташа кинулся к Поздею. Но в этот миг снасть, которую Поздей допилил, оборвалась и со свистом улетела в тальник. Барка качнулась. Осташа поскользнулся на изморози и боком полетел на палубу. А Поздей метнулся к другому огниву, к последней снасти. Но барка уже сплыла, выбрала ее слабину. В тот миг, когда Поздей схватился за снасть, барка дернула ее всей своей тысячепудовой тяжестью. На берегу из темноты облаком ледяной пыли выскочил тополь, к которому была примотана легость: он встряхнулся от рывка каната, взблеснул обмерзшими ветвями. Канат тонко заныл от натуги, как тетива, и вдруг бабахнул — лопнул. Его увесистый хвост, извиваясь змеей, пронесся над водою и шарахнул над палубой, над Осташей, словно бич пастуха. Он ударил Поздея поперек груди, и Поздея как стерло с палубы. Барка медленно пошла вниз по течению.

— Наро-од!.. — вскочив, заорал Осташа. Обрывок снасти булькнул с борта в воду. Осташа ринулся к огниву, цапнул снасть, принялся выбирать ее из воды, широко работая локтями. Не было даже возможности оглянуться на берег — бежит ли подмога? …Сколько времени он проспал в казенке? Может, полночи уже прошло и все дрыхнут замертво?..

Барка плыла все так же наискосок — носом далеко от берега, кормой поближе. В руках у Осташи качнулся оборванный конец каната. Только этим обрывком еще и можно успеть примотать барку к берегу…

Тальник у приплеска затрещал: сквозь него продирался человек.

— Кидай, блядь, снасть!.. — услышал Осташа рыдающий крик полуночника Федьки.