Тихий омут

И Вера тоже засмеялась — с облегчением, удивлением и еще — смутным ожиданием финиша. Не конца, а именно финиша, причем — обязательно победного. У нее раньше на дистанции часто возникало чувство — ожидание победного финиша. Не сказать, что это чувство ее подстегивало, или сил прибавляло, или заставляло жилы рвать ради победы. Нет, ничего такого не было. Просто ожидание победного финиша было признаком того, что она все делает правильно. Вот так примерно.

Сашку все-таки удалось перекантовать на кровать почти без применения силы, и он опять развалился в позе бездельника на пляже, запихнув за спину подушки и закинув раненую ногу на здоровую. Витька тут же уселся на краешке кровати, предварительно отряхнув ладонями штаны на заднице, — наверное, вспомнив, как вытирал скамейку на улице. На раненую ногу отца Витька поглядывал исподтишка, старательно скрывая тревогу. Вера села в кресло у изголовья постели и невольно стала тоже поглядывать на Сашкину ногу. Нога как нога, ничего там особо опасного не было, наверное. Просто уж очень много марлевых заплаток налеплено от стопы до самого колена, да еще все это густо перечеркнуто вдоль и поперек полосками пластыря — вот и производит такое сильное впечатление. Не на нее, а на ребенка.

— Саш, как у тебя нога? — Вера незаметно показала ему глазами на Витьку и сделала озабоченное лицо: успокаивай, мол, ребенок волнуется.

— Чешется как сумасшедшая, — весело пожаловался Сашка. — Видишь, как обклеили? Это чтобы я ее не расчесал.

— Это значит — уже заживает, — тут же успокоился Витька. — Пап, помнишь, как ты мне руку заклеил? Когда меня комар укусил, а я до крови расчесал… Так заклеил, как будто я на войне раненый! А я потом все равно вечером отлепил и еще немножко почесал… А ты сказал, что у меня силы воли нет.

— Ой, Вить, кажется, у меня тоже силы воли нет, — жалобно признался Сашка и нетерпеливо поскреб пальцами воздух над марлевыми нашлепками на ноге.

Они опять засмеялись, и Вера засмеялась, и стала слушать их не очень понятные ей разговоры о какой-то каше и какой-то книжке, об ошейнике от блох для Пушки, о бабушке, которую Николаич привезет послезавтра, и о том, что уж лучше с бабушкой, чем с дядей Костей… Она слушала всю эту чепуху с интересом, даже с жадностью, спрашивала, если что-то было не понятно, и они на два голоса наперебой объясняли ей, при этом чаще всего говорили диаметрально противоположное, а когда замечали это — опять смеялись. Они оба очень охотно смеялись, почти одинаково щуря глаза и сверкая всеми, сколько их там есть, зубами. А потом как-то получилось, что Витька стал спрашивать ее, где она научилась так плавать и так прыгать в воду, а она рассказала про Тихий Омут и своего тренера-физрука, который мечтал сделать из нее олимпийскую чемпионку, но она в чемпионки не захотела, и Витька с Сашкой оба это ее решение одобрили — ну их, эти рекорды, если стероиды жрать надо… А потом они говорили о мединституте, в котором она когда-то училась-училась, да не доучилась, и об университете, в котором преподает психологию, и об экономическом, где учился Сашка…

— А ты разве не художник? — удивилась Вера. — Ты так меня нарисовал… Я думала, что ты художник.

— Да ну, еще чего! Это дядя Костя художник, — пренебрежительно сказал Витька. И с откровенной гордостью объявил: — А папа — бухгалтер!

И это тоже было смешно: Сашка — бухгалтер! Господин Сотников — художник! Ой, нет, вот уж, правда — нарочно не придумаешь! Причем то, что господин Сотников — художник, было гораздо смешнее Сашки-бухгалтера… Художник, а Веру с полутора шагов не узнал!

А потом дело логично дошло и до отрепетированного спектакля, и Витька довольно гуманно трактовал образ дяди Кости, но Сашка все равно грозился выпороть его за неуважение к родному дядьке, а Витька скакал в метре от кровати и ехидно пищал: «А допрыгнешь?»

Потом в палату заглянула медсестричка и сказала, что за мальчиком приехали. Витька тут же погрустнел и заявил, что полчаса еще не прошло.

— А то ты Николаича не знаешь, — возразил Сашка и тоже погрустнел. — Ладно, завтра увидимся… Нам бы ночь продержаться и день простоять, да?

— Мне тоже пора, наверное, — спохватилась Вера и стала напяливать свою маскировку. — Пойдем, Вить, я тебя провожу заодно.

— Еще чего! — возмутился Сашка и ухватил ее за руку своим ловким щупальцем. — А психотерапевтический сеанс?

— Еще чего! — возмутился Витька. — Проводишь — и возвращайся к папе. Он на тебя радуется, а ему сейчас полезно радоваться, от этого все быстрей заживает… А Пушку в больницу нельзя.