Лилиан посмотрела на меня, она все еще думала о чем-то своем.
— Говорят, что с возрастом мы все превращаемся в наших родителей — интересно, правда ли это?
— Вот спасибо, у меня сразу улучшилось настроение, — проворчал я.
— Я серьезно, Трес. Меня это тревожит. Именно поэтому я до сих пор перед тобой не извинилась.
— Ты о чем?
Она провела большим пальцем вдоль разреза на рукаве своего обтягивающего черного платья. Несмотря на загар, кожа у нее на плечах заметно покраснела — она слишком много времени провела на солнце.
— Отец ужасно меня пугает… насилие, на которое он оказался способен. Иногда мне становится страшно, когда я вижу нечто похожее в себе.
— Ты никого не собираешься убивать, Лилиан.
— Нет, я о другом.
Она выдохнула и неожиданно задрожала. Только в этот момент я понял, с каким трудом она сдерживает рыдания. Лилиан лишь чудом не расплакалась.
— Я должна тебе рассказать, — медленно заговорила она. — Должна рассказать… Знаешь, какая-то часть меня радовалась, что все эти годы ты страдал. К тому моменту, когда я поняла, кого убил мой отец и какое отношение второе убийство имеет к убийству твоего отца — ты уже от меня ушел, Трес. И мне стало легче от того, что я причиняла тебе боль, скрывая правду. Я понимаю, что вела себя ужасно, и теперь меня пугает, что я испытывала такие чувства.
Пришел мой черед заверять Лилиан, что все в порядке. Но я, как дурак, глазел на ее ноги и черные кожаные ремешки босоножек на высоких каблуках, которые слегка врезались в икры.
Лилиан снова вздохнула, но дрожать перестала.
— Я попросила тебя вернуться не только для того, чтобы использовать, Трес. Возможно, тебе трудно поверить, но я действительно тебя люблю. Однако во мне есть и другая сторона, которая меня пугает и напоминает об отце. И я постоянно спрашиваю себя: вдруг я втянула тебя в эту историю, чтобы причинить боль.
Мое сердце попыталось сжаться в маленький шарик, и мне вдруг показалось, что кровь перестала циркулировать в пальцах. На улице было почти сорок градусов жары, а у меня замерзли руки.
— Я говорю это тебе потому, что хочу разобраться в себе, — продолжала Лилиан. — Я еще тебя люблю, пытаюсь отбросить все постороннее и сосредоточиться на своих чувствах, но мне необходимо знать, стоит ли сражаться и дальше.
По контрасту с черным платьем ее глаза с многоцветными блестками казались особенно яркими. Они немного увлажнились, но в них сияла решимость. Я понимал, что она хочет от меня услышать.
— Майя Ли была права. Я просто не слушал.
Как только я произнес имя Майи Ли, лицо Лилиан изменилось — произошло быстрое эмоциональное отступление.
— И в чем же она была права?
— Когда говорила о тебе и о том, почему ты во мне нуждалась.
Выражение лица Лилиан стало еще более неуверенным.
— И что из этого следует?
Я покачал головой:
— Нет, я не собираюсь к ней возвращаться. Мой дом — Сан-Антонио.
— Тогда что?
Я потер руки, пытаясь вернуть чувствительность пальцам.
— Ты боишься еще кое-чего. И это страшнее, чем стать такой, как твой отец.
Ее лицо замкнулось, Лилиан приготовилась принять удар.
— И что ты имеешь в виду?
— Ты боишься стать такой, как твоя мать — старой женщиной с коробкой из-под обуви, полной фотографий человека, которого она раньше любила и от воспоминаний о котором не может избавиться. Мне кажется, ты в ужасе от мысли, что можешь повторить ее судьбу.
Лилиан встала и обхватила себя руками. На меня она не смотрела.
— Ну и черт с тобой, если ты так думаешь.
Она произнесла эти слова, стараясь быть максимально холодной, но на лице у нее появилось такое же выражение, как в палате Дэна Шеффа, когда он ей солгал — тщательно скрываемое облегчение.
— Ты не могла забыть меня окончательно из-за тайны, которую тебе приходилось носить в себе, — продолжал я. — И только теперь, когда все раскрылось, тебе нужно либо построить наши отношения заново, чтобы рядом не витали призраки прошлого, либо закончить их раз и навсегда, и начать нечто новое. В любом случае, тебе страшно, что ничего не получится и что я буду продолжать отравлять твою жизнь.
Она заговорила с удивительной мягкостью.
— Две недели назад ты не сомневался, что мы идеально подходим друг другу. Ты был готов вернуться и начать заново — хотя прошло столько лет.
— Да.