81  

В прошлом году Лилиан обратилась в суд, чтобы получить защиту от Карнау, но вскоре они снова стали партнерами. Весной она порвала с Дэном Шеффом и через несколько дней позвонила мне. Лилиан заставила меня вернуться в город, сказала, что любит, дала то, за что многие могли бы умереть — и исчезла.

Я сделал шарик из фольги от тако и представил себе, что урна — это баскетбольное кольцо, потом попытался перевести слова песни мариачи, лившейся из радиоприемника на кухне. Майя уже довольно давно наблюдала за мной, вероятно, размышляла на ту же тему. Ее лицо заметно смягчилось.

— Мы должны узнать правду, — сказала она. — Нам необходимо увидеть ее чужими глазами, Трес.

Она взяла меня за руку. Я посмотрел на Сан-Педро и рассказал Майе, как добраться до дома Лилиан на Акация-стрит.

У Родригесов музыка и пиво все еще лились рекой, когда мы проезжали мимо их дома. За окнами горел оранжевый свет. Крики и звон бьющегося стекла сообщили нам, что в семье идут напряженные духовные дискуссии. Майя припарковала «Бьюик» за углом, мы свернули в переулок и незаметно проскользнули в задний дворик Лилиан.

Я не нашел на задней двери полицейской ленты, да и вообще никаких следов пребывания полиции. Через пару минут мы открыли оконную задвижку в комнате для гостей и забрались внутрь. Нам снова пригодилась десятифунтовая цепочка Майи с ключами. На ней кроме складного перочинного ножа с множеством лезвий, флакона капсаицина[116] и ключей к большинству замков западного мира имелся маленький фонарик как раз для случаев дружеского взлома и проникновения в чужие жилища. В тонком луче света гостиная в доме Лилиан выглядела так же, как во время моего последнего визита неделю назад — здесь что-то искали, но без особого фанатизма. Во всяком случае, у меня эта картина тревоги не вызывала.

— Ничего себе, — прошептала Майя. — Это нормально?

— Да, — ответил я и с некоторой неохотой добавил: — Может быть. Я не знаю.

Дверь дома Родригесов со скрежетом распахнулась, и жалобно взвыл щенок, которого вышвырнули на улицу.

— Сам корми паршивую тварь, — послышался визгливый женский голос, говоривший по-испански.

Мужчина рассмеялся. Снова загремела музыка.

— Не думаю, что нам нужно говорить шепотом, — сказал я Майе. — Мы могли бы брать здесь уроки чечетки, Родригесы все равно ничего не заметят.

Сначала мы проверили компьютер Лилиан и обнаружили незаконченную электронную таблицу, посвященную галерее, несколько деловых писем, какие-то стандартные программы. Все диски на столе оказались пустыми. У нее не была драйва для компакт-дисков, не говоря уже о возможности создания такого диска. Нам удалось установить лишь один факт: галерея приносила так мало денег, что вести ее бухгалтерию не имело ни малейшего смысла.

В углу гостиной стояла доска и висела книжная полка, сохранившаяся еще со времен колледжа. Мы с Майей начали просматривать книги — от О’Киф[117] до Христо,[118] непрочитанные учебники с забытыми в них засушенными цветами, подборка журналов «Сансет» и «Техас мансли» за пять или шесть лет, от которых пахло плесенью и Хальстоном.[119] Наконец, Майя открыла белый фотоальбом и посветила фонариком на первую страницу. Из желтого пятна света на нас смотрели я и Лилиан. Я был в смокинге, она — в красном шелковом кимоно поверх брючного костюма, и с павлиньим пером в руках. Все это, естественно, подарила ей моя мать в качестве мести, когда мы с Лилиан собирались на шестидесятилетие отца в первый год моей учебы в колледже. Я бы хотел сказать, что помню подробности того вечера. Однако это не так. Я изучал уверенную улыбку на своем юном лице и не мог не отметить того, как Лилиан смотрела на меня, слегка склонив голову к плечу. Сейчас мне было трудно себе представить, что все это происходило со мной. Майя быстро перевернула страницу — дальше шли фотографии семьи Лилиан, еще несколько наших снимков, старых и выцветших, и пара рисунков Лилиан. Майя закрыла альбом.

— Тут ничего нет, — прошептала она и двинулась дальше.

Когда я вошел вслед за ней в спальню, она направила луч фонарика на белую ивовую детскую коляску Лилиан, выстланную гинемом,[120] на котором рядком лежали антикварные фарфоровые куклы. Начиная со старших классов, коляска стояла в спальне Лилиан, где бы она ни жила. Я вспомнил, как смутился, когда в первый раз поцеловал Лилиан на ее постели под взглядами маленьких фарфоровых глаз.

  81  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×