Город стекла

– Ты тоже?

– Разумеется.

– И что сделаешь, когда получишь меня?

Рафаэль пожал худыми плечами:

– Я, наверное, единственный из своего рода, кто не считает благим даром твою способность пребывать на солнечном свету. Мы дети ночи, и зовемся так не без причины. Для меня ты – такой же выродок, как и вампиры для людей.

– Серьезно?

– Почему нет? – Рафаэль говорил совершенно без эмоций. – Ты опасен для вампиров. В темнице, светолюб, ты навсегда не останешься, выйти в мир в конце концов придется. И вот что я скажу: клянусь, не трону тебя и даже не стану искать, если спрячешься, забудешь всех, кто был дорог тебе в прежней жизни. По-моему, честная сделка.

Саймон покачал головой:

– Семью не брошу. И Клэри тоже.

Рафаэль раздраженно фыркнул:

– Они больше не часть твоей жизни. Ты теперь вампир.

– Не в душе.

– Ах эти сопли… Ты не заболеешь, не умрешь, навсегда останешься здоров и молод, забудешь о старости! Чем плох вампиризм?

Вечно молодой? Здорово, конечно, но только не в шестнадцать. Останешься неуклюжим, неразвитым. Ладно бы в двадцать пять, когда и лицо, и тело достигнут расцвета. И вообще, с такой юной мордашкой ни в один бар не пустят и алкоголь не продадут. Никогда. Совсем.

– Ну и, – продолжил Рафаэль, – солнце остается твоим другом.

Покупаться на речи Рафаэля Саймону больше не хотелось.

– Я слышал, что говорят о тебе в «Дюморе». Якобы ты по субботам надеваешь крестик и навещаешь родных. Они, поди, не знают о твоей сущности. Как смеешь ты предлагать мне забыть близких? Я не откажусь от них и не буду давать тебе ложных клятв.

Глаза Рафаэля недобро блеснули.

– Неважно, во что верит моя семья и что она знает. Важно, что я принял смерть. Ты же никак не смиришься, по-прежнему считаешь себя человеком. Потому и опасен. Цепляешься за мир живых.

* * *

Домой Клэри вернулась под вечер. Закрыла дверь и в полутьме коридора привалилась к ней спиной.

От усталости ноги гудели, тело будто налилось свинцом.

– Клэри? – Тишину нарушил требовательный голос хозяйки. – Ты?

Клэри не спешила отзываться. Закрыв глаза, она постояла какое-то время в убаюкивающей темноте, отдавшись на волю чувств. Хотелось обратно в Нью-Йорк. Та к сильно, что во рту ощущался металлический привкус бруклинского воздуха. Клэри будто наяву увидела маму – как она сидит у окна, пишет картину, и сквозь стекло на холст льется пыльный бледно-желтоватый свет. От тоски засосало под ложечкой.

– Клэри. – Голос прозвучал гораздо ближе. Аматис стояла чуть не вплотную: седые волосы собраны в тугой узелок на затылке, руки уперты в бока. – Твой брат пришел. Ждет на кухне.

– Джейс тут? – Только бы гнев и удивление не отразились на лице! Не дело выказывать чувства перед сестрой Люка.

Аматис пригляделась к Клэри:

– Мне что, не стоило впускать его? Ты же вроде хотела поговорить с братом?

– Нет-нет, вы правильно поступили. – Ровный тон дался не без труда. – Просто я устала.

– Ну-ну… – Аматис сделала вид, что поверила. – Если понадоблюсь – я наверху. Вздремну пока.

Клэри кивнула, хотя толком еще не знала, для чего Аматис может понадобиться. Слегка прихрамывая, Клэри прошла в залитую ярким светом кухню. На столе стояли чаша с фруктами – апельсины, яблоки, груши – и тарелка с толстыми ломтями хлеба с маслом и сыром. А еще… печенье.

Аматис напекла печенья?

Джейс сидел за столом, опершись на локти. Золотистые волосы взъерошены, ворот рубашки распахнут (вдоль ключицы виднеется плотная цепочка рун); рука, в которой Джейс держит печенье, забинтована. Значит, Себастьян сказал правду: братец таки поранился. Клэри, впрочем, за Джейса не испугалась.

– Наконец-то, – сказал Джейс. – Я уж испугался, что ты в канал свалилась.

Клэри, не говоря ни слова, села напротив. Интересно, увидит Джейс гнев в ее глазах? Брат тем временем откинулся на спинку стула, перебросив через нее руку. Если бы в этот момент у Джейса не дрогнул кадык, Клэри поверила бы в напускную беззаботность.

– Ты какая-то усталая. Где тебя весь день носило?

– Гуляла с Себастьяном.

– С Себастьяном?! – Ошеломленное лицо Джейса моментально окупило все страдания.

– Вчера он любезно проводил меня домой, – сообщила Клэри, а в душе все еще болью отзывалось слова: «Я тебе брат, и только. Брат». – Он единственный, кто обошелся со мной по-человечески. Та к что да, я была с Себастьяном.

– Понятно. – Джейс отложил печенье на тарелку. Его лицо сделалось совершенно невыразительным. – Клэри, я хочу извиниться. Не стоило говорить таких вещей…