Инферно

— Оставить всё как есть!? — Лэнгдон ощутил растущее негодование. — Пропади оно пропадом! Мне нужны ответы на кое-какие вопросы! Ваша организация затащила меня в Италию, где в меня стреляли, и я потерял несколько дней жизни! Я хочу знать, что произошло!

— Роберт, — вмешалась Сиенна, ее спокойная манера говорить была очевидной попыткой успокоить его. — Доктор Феррис прав. Это определенно повредило бы твоему здоровью, внезапно перегружать тебя информацией. Подумай о крошечных обрывках, которые ты действительно помнишь — седая женщина, «ищи и обрящешь», корчащиеся тела с карты ада — эти образы заполонили твое сознание чередой спутанных, не поддающихся контролю воспоминаний, которые почти вывели тебя из строя. Если доктор Феррис начнет подробно излагать события прошлых нескольких дней, то он почти наверняка всколыхнет и другие воспоминания, и твои галлюцинации могут повториться снова и снова. Ретроградная амнезия — серьезное заболевание. Вызов неуместных воспоминаний может чрезвычайно подорвать психику.

Об этом Лэнгдон не подумал.

— Должно быть, у вас сильное ощущение непонимания происходящего, — добавил Феррис, — но в данный момент нам нужен в неприкосновенности ваш рассудок — с тем, чтобы мы могли продвинуться дальше. Нам совершенно необходимо выяснить, что пытается сообщить маска.

Сиенна кивнула.

— Кажется, доктора сошлись во мнении, — мысленно отметил Лэнгдон.

Лэнгдон тихо сидел, пытаясь побороть чувство неопределенности. Это было странное ощущение: встретить абсолютно незнакомого человека и понимать, что на самом деле ты знаешь его несколько дней. Затем снова Лэнгдона посетила мысль, что в его глазах есть что-то знакомое.

— Профессор, — сочувственно сказал Феррис, — я вижу, что вы не уверены, стоит ли мне верить, и это можно понять, учитывая через что вы прошли. Одним из распространенных побочных эффектов амнезии является небольшая паранойя и недоверие.

Это имеет смысл, — подумал Лэнгдон, учитывая, что я не могу доверять даже собственному разуму.

— Говоря о паранойе, — пошутила Сиенна, явно пытаясь разрядить обстановку. — Увидев вашу сыпь, Роберт подумал, что вы подхватили черную чуму.

Опухшие глаза Ферриса расширились, и он рассмеялся вслух. — Эта сыпь? Поверьте мне, профессор, я бы не смог лечить чуму антигистамином, отпускаемым без рецепта. — Он вытащил маленький тюбик с лекарством из своего кармана и бросил его Лэнгдону. Конечно же, это был полупустой тюбик антиаллергического крема против зуда.

— Извините за это, — сказал Лэнгдон, чувствуя себя дураком. — Длинный день.

— Не беспокойтесь, — сказал Феррис.

Лэнгдон повернулся к окну, наблюдая, как блеклые тона итальянской провинции соединяются в спокойном коллаже. Виноградники и фермы встречались теперь всё реже, равнины сменились подножием гор Апеннинского полуострова. Скоро поезд будет пробираться извилистым горным перевалом, а потом опять снизится, прокладывая путь на восток, к Адриатическому морю.

Я направляюсь в Венецию, — подумал он. Искать чуму.

Этот странный день создавал у Лэнгдона впечатление, будто он движется через пейзаж с одними только раплывчатыми очертаниями, без каких-либо деталей. Похоже на сон. Ирония была в том, что от кошмара люди обычно пробуждаются… Лэнгдон же проснулся, чтобы увидеть кошмар.

— Лира за твои мысли, — прошептала Сиенна позади него.

Лэнгдон взглянул на неё, вымученно улыбнувшись. — Всё представляю себе, как я проснусь дома и окажется, что всё это дурной сон.

Сиенна скромно склонила голову. — И ты бы не скучал по мне, если бы проснулся и понял, что я была нереальной?

Лэнгдон вынужден был усмехнуться. — Да, действительно, я бы немного скучал по тебе.

Она погладила его колено. — Прекратите мечтать, профессор, и приступайте к работе.

Лэнгдон неохотно повернул глаза к морщинистому лицу Данте Алигьери, который безучастно смотрел со стола перед ним. Мягко, Лэнгдон поднял гипсовую маску и перевернул ее в руках, пристально вглядываясь в вогнутую внутреннюю сторону на первую строчку написанного по спирали текста:

«Вы, одержимые игрой ума…»

Лэнгдон сомневался, что в данный момент он был таким.

Тем не менее, он принялся за работу.

За триста километров впереди несущегося поезда, на якоре в Адриатическом море по-прежнему стояла яхта Мендасиум. Находившийся на одной из нижних палуб помощник Ноултон услышал тихий стук костяшек о стену своей застеклённой каюты и нажав кнопку под рабочим столом, превратил непрозрачное стекло в прозрачное. По ту сторону материализовалась невысокая смуглая фигура.