Город праха

– Даниэль, – прошептала Майя.

– Давно не виделись, сестренка, – отозвался он, сделав шаг вперед.

Она хотела побежать прочь, но ноги вдруг сделались ватными. Майя отчаянно вжалась в стену:

– Ты же умер!

– А ты не плакала на моих похоронах. Не пролила ни слезинки по старшему брату.

– Чудовище! – прошептала она. – Ты пытался меня убить…

– Я не прилагал к этому серьезных усилий.

В руке он держал нечто длинное и острое. Нечто, сверкнувшее серебром в полумраке. Когда брат шагнул к ней, она осела на землю – ноги перестали держать ее.

Даниэль опустился рядом на колени. Теперь Майя видела, что в руке у него острый кусок разбитого оконного стекла. Ее окатила волна всепоглощающего ужаса – при виде даже не оружия в руке брата, а пустоты в его глазах. В них не было ничего, кроме глубокой тьмы.

– Помнишь, я обещал отрезать тебе язык, чтобы ты не разболтала маме с папой наши маленькие секреты?

Майю полностью парализовал страх. Она уже чувствовала, как стекло рассекает кожу, как рот наполняется кровью, – и ей хотелось умереть прямо сейчас, только чтобы прекратился этот убийственный ужас…

– Довольно, Аграмон, – раздался мужской голос.

Голос был тихий, сдержанный и несомненно человеческий. Где-то Майя уже слышала его… или очень похожий, но не могла вспомнить где.

– Как вам будет угодно, лорд Валентин, – выдохнул Даниэль с разочарованием.

А потом его лицо стало таять и рассыпаться, а вместе с ним и парализующий ужас, буквально вытягивающий жизнь из Майи. Она жадно хватала ртом воздух.

– Еще дышит. Хорошо, – произнес тот же голос. Теперь в нем слышалось раздражение. – Ты переходишь границы, Аграмон. Еще несколько секунд, и она бы погибла.

Майя подняла глаза. Над ней возвышался Валентин – весь в черном, от скрывающих руки перчаток до сапог на толстой подошве. Носком сапога он приподнял подбородок Майи и холодно произнес:

– Сколько тебе лет?

Нависшее лицо было узким, угловатым, лишенным всяких красок. Черные глаза и белые волосы делали его похожим на негатив фотографии. На левой стороне шеи, прямо над воротником, виднелся закрученный спиралью знак.

– Вы Валентин? – прошептала Майя. – Я думала, вы…

Сапог опустился ей на руку, и Майя вскрикнула.

– Я задал вопрос. Сколько тебе лет?

– Сколько лет?! – Пульсирующая боль и зловоние гниющего мусора заставили желудок сжаться. – А не пойти бы вам?..

Меж пальцев Валентина сверкнула полоса света; он ударил Майю по лицу так быстро и неожиданно, что она не успела увернуться. Щеку обожгло. Майя прижала руку к лицу, и пальцы тут же стали скользкими от крови.

– Отвечай, – произнес Валентин тем же ровным и сдержанным тоном. – Сколько тебе лет?

– Пятнадцать! Мне пятнадцать!

Она скорее почувствовала, чем увидела его улыбку.

– Превосходно.

Оказавшись в Институте, Инквизитор немедленно увела Джейса прочь от Лайтвудов, в тренировочный зал, расположенный на самом верху. Увидев свое отражение в зеркальных стенах зала, Джейс непроизвольно вздрогнул. В последние несколько дней как-то не случилось заглянуть в зеркало, а прошлая ночь вышла очень тяжелой. Теперь под глазами залегли темные тени, лицо осунулось, футболка была заляпана засохшей кровью и грязью с берега Ист-Ривер.

– Никак собой не налюбуешься? – раздался голос Инквизитора. – Ты уже не будешь таким хорошеньким, когда Конклав воздаст тебе по заслугам.

– Отчего вам так не дает покоя моя внешность? – Джейс отвернулся от зеркала с некоторым облегчением. – Неужели это любовь?

– Ну и манеры… – Инквизитор достала из серого поясного мешка четыре длинных металлических бруска. Клинки серафимов. – Ты мне в сыновья годишься.

Джейс вспомнил, что Люк упоминал о ее сыне.

– Стивен? Та к ведь его звали?

Инквизитор резко обернулась. Клинки в ее руках задрожали от ярости.

– Никогда не смей произносить его имя!

На секунду Джейс подумал, что она и правда может его убить, и молча ждал, пока Инквизитор успокоится. Не глядя на него, она указала клинком в центр тренировочного зала:

– Будь добр, встань вон там.

Джейс повиновался. Ему сейчас совсем не хотелось видеть свое отражение, но в зеркальном зале этого было сложно избежать. Отражения множились, уходя в бесконечную глубину зеркал, и вот уже тысячи Инквизиторов направляли клинок на тысячи Джейсов.

Он опустил глаза и стал смотреть на свои руки. Запястья не просто ныли, в них ощущалась острая пульсирующая боль, однако Джейс не подавал вида. Инквизитор назвала один из клинков Иофиилом и вонзила его в паркет у своих ног. И… ничего не случилось.