Город праха

– Бум! – сказал Джейс. – И что должно было произойти?

– Молчи и стой где велено, – отрезала Инквизитор.

Джейс с нарастающим любопытством смотрел, как она обходит его с другой стороны и вонзает в пол второй клинок – Харахель. Когда Инквизитор загнала в паркет третий клинок, Сандалфон, Джейс наконец понял, что она делает. Инквизитор отмечала стороны света – север, юг и восток.

Инквизитор вонзила последний клинок, Тахариаль, на западе и удовлетворенно выпрямилась:

– Ну вот…

– Что «вот»? – спросил Джейс.

Инквизитор лишь отмахнулась:

– Сейчас узнаешь, Джонатан.

Она подошла к клинку, отмечающему юг, опустилась перед ним на колени, быстрым движением извлекла стило и начертила на полу единственную черную руну. Когда Инквизитор встала, тренировочный зал наполнился мелодичным звоном, как будто кто-то ударил в маленький колокольчик. Из ангельских клинков хлынул слепящий свет, и Джейсу пришлось опустить голову и зажмуриться. Секундой позже он поднял глаза и увидел, что стоит в клетке, сотканной из нитей света – подвижных, как струи дождя, освещенные солнцем.

Инквизитор теперь казалась размытой фигурой за светящейся стеной.

– Что это? Что вы сделали? – выкрикнул Джейс. Голос внутри клетки звучал слабо и глухо, как сквозь пелену воды.

Инквизитор рассмеялась. Разозлившись, Джейс шагнул вперед, слегка задев плечом сияющую стену. И тут его шибануло током, словно он коснулся оголенного провода. Удар был настолько силен, что Джейса отбросило назад, и он рухнул на пол, даже не имея возможности смягчить удар связанными руками.

– Если попытаешься пройти сквозь стену, легким испугом уже не отделаешься, – сказала Инквизитор со смехом. – Конклав именует это наказание «конфигурацией Малахи». Стены будут стоять, пока клинки остаются на своих местах. Не советую, – добавила она, когда Джейс потянулся к ближайшему клинку. – Если прикоснешься к нему, сразу погибнешь.

– Вы-то можете их вытащить, – проговорил Джейс с нескрываемым презрением.

– Могу, – ответила Инквизитор. – Но не стану.

– И что, я буду сидеть тут без еды и воды?

– Всему свое время, Джонатан.

Джейс поднялся, глядя вслед удаляющемуся Инквизитору.

– А руки? Вы меня не развяжете? – крикнул он.

Огненные языки, оплетающие запястья, жгли кожу, как кислота, и под ними уже выступила кровь.

– Потерпишь. Надо было думать, прежде чем идти к Валентину.

– Знаете, так вы только рассеиваете мой страх перед судом Конклава. Хуже вас уже не может быть ничего.

– Никакого суда не будет, – произнесла Инквизитор с ледяным спокойствием, которое не предвещало ничего хорошего.

– Что значит не будет суда?!

– Ты не вернешься в Идрис. Я собираюсь отдать тебя отцу.

От изумления у Джейса едва не подкосились ноги.

– Моему отцу?

– Совершенно верно. Я обменяю тебя на Орудия смерти.

– Это что, шутка?

– Нет, я не шучу. Так проще, чем действовать через суд, – сказала Инквизитор и добавила обыденным тоном: – Разумеется, ты будешь изгнан из Конклава, но наверняка ты именно этого и ожидал.

– Не на того напали, – покачал головой Джейс. – Надеюсь, вы это поймете.

На лице Инквизитора отразилось крайнее раздражение.

– Твои попытки прикинуться невиновным совершенно несостоятельны, Джонатан.

– Я не об этом. Я об отце.

Впервые он увидел, что Имоджен Эрондейл растерялась.

– Что ты хочешь сказать?

– Отец не станет выменивать меня на Орудия смерти. – Джейс произнес это спокойно, как нечто само собой разумеющееся. – Он скорее позволит вам убить меня, чем расстанется с Мечом и Чашей.

– Тебе не понять, – отмахнулась Инквизитор со странной обидой. – Дети никогда не понимают. Нет ничего сильнее родительской любви. Ни один отец – даже Валентин – не пожертвует сыном ради куска металла, пусть даже очень могущественного.

– Вы плохо знаете моего отца. Он рассмеется вам в лицо и предложит денег на доставку в Идрис моих бренных останков.

– Не мели ерунды!

– Пожалуй, вы правы, – согласился Джейс. – Почтовые расходы вам придется оплатить самостоятельно.

– И все же ты настоящий сын Валентина, – сказала Инквизитор. – Ты не хочешь, чтобы он утратил Орудия смерти, потому что так ты тоже не получишь над ними власти. Ты не хочешь жить как презренный сын преступника, поэтому готов сказать все что угодно, лишь бы заставить меня изменить решение. Но меня не одурачишь!