Будешь моей мамой

Вода накрыла ее противным соленым холодом, который к тому же еще вонял йодом и рыбой. Штаны и рубаха мгновенно облепили тело, сковывая движения. Это там, на воздухе, они считались удобными и просторными, а здесь мгновенно потянули на дно, как доспехи псов-рыцарей. Тонуть — очень противно, равнодушно подумала Ольга и тут увидела в окружающем зеленом полумраке светлое пятно — футболку Чижика. Вот она, только руку протянуть… Ольга протянула руки, вцепилась в футболку, с удивлением почувствовала, что Анна отталкивает ее, но перехватила маленькое тугое тельце покрепче, перевернула вверх головой и изо всех сил подтолкнула Чижика вверх, к воздуху, к жизни. И, обессиленная этим неожиданно трудным движением, камнем пошла на дно.

Очень хотелось вдохнуть, но вдохнуть можно было только воду, а она совсем не хотела вдыхать воду.

Эта вода ей не нравится. Она воняет йодом и рыбой. Разве таким должен быть последний в жизни вдох? Господи, какие глупости лезут в голову. Разве об этом положено думать перед смертью? Перед смертью положено вспоминать всю свою жизнь. Но вот как раз всю свою жизнь вспоминать ей совсем не хочется, даже перед смертью. «Чижик… Как ты без меня?»

«Сейчас я потеряю сознание», — поняла Ольга и увидела стремительную темную тень. Тень нырнула прямо под нее и оказалась очень плотной, очень сильной. Тень не просто подхватила ее, а будто ударила снизу, довольно плавно, но так быстро и так сильно, что Ольга вылетела из воды не хуже той зубастой дельфинихи и, прежде чем опять свалиться в воду, успела глотнуть воздуха и услышать отчаянный крик Чижика:

— Папа! Оленька плавать не умеет!

А потом все-таки потеряла сознание. Но, наверное, совсем ненадолго. Потому что тут же опять услышала испуганный крик Чижика и инстинктивно рванулась на этот крик, а потом уже почувствовала сопротивление воды и открыла глаза… Лучше бы она их не открывала. Длинная зубастая пасть широко открылась прямо перед ее лицом, крикнула что-то тревожно — или сердито? — и захлопнулась, как показалось Ольге, с отчетливым лязгом.

— Уйди, — с ужасом шепнула Ольга этой зубастой пасти и опять хотела потерять сознание, но голос Чижика удерживал ее.

И еще голос Игоря Дмитриевича вдруг перекрыл все остальные голоса. А потом что-то тяжело ухнулось в воду совсем рядом с ней, и она опять чуть не пошла на дно, глотнув противной горько-соленой воды, отчаянно забарахталась, завертела головой, пытаясь увидеть Чижика. И увидела Игоря Дмитриевича — он внезапно вынырнул прямо передней, отфыркиваясь и мотая головой. Лицо у него было отчаянное и почему-то очень сердитое.

— Скорее, — с трудом произнесла Ольга и опять глотнула воды. — Чижик там… Скорее!

Она опять ушла под воду, но сильные руки подхватили ее, выдернули на поверхность, и Игорь Дмитриевич сердито крикнул у нее над ухом:

— Держись за меня! Положи руки мне на плечи!

Ольга вцепилась в его плечи, скользя пальцами по мокрой ткани его шелковой рубашки, и, задыхаясь и отфыркиваясь, тоже закричала сердито и испуганно:

— Чижик! Где Чижик?

— Да вот она!

Игорь Дмитриевич без видимых усилий за пару секунд достиг берега, уцепился за поручни лесенки, ведущей наверх, и оглянулся на Ольгу:

— Держись за шею!

Ольга повисла у него на шее, и он мощным рывком выдернул их обоих из воды, тут же оказался на бетоне бортика и, ловко сняв Ольгу с собственной шеи, сильно встряхнул ее:

— Ты же плавать не умеешь! Кой черт тебя в море понес?

Она клацнула зубами, чихнула и стала в панике вырываться из его рук, вертя головой:

— Чижик! Где Чижик? Чижик в воде!

Игорь Дмитриевич развернул ее лицом к бассейну и опять чувствительно встряхнул:

— Чижик с двух лет плавает как рыбка! Что ж тебя все время тянет кого-нибудь спасать?! Ну разве так можно?! Оленька, как ты меня напугала…

— И там рыбы эти, — не слушая его, бормотала Ольга. — С зубами… Страшные…

Игорь обхватил ее за плечи, прижал к себе и нервно рассмеялся.

— Глупая, — шепнул он ей в мокрую макушку. — Хорошая ты моя, глупая совсем…

Ольга замерла, таращась на жутковатую картину, открывшуюся перед ней. Длинная зубастая пасть смеялась прямо рядом со смуглой мордашкой Анны, и Анна тоже смеялась и обнимала маленькой рукой страшное чудище за шею… ну, за то место, где у нормальных созданий должна быть шея. И дружная банда Калмахелидзе хохотала навзрыд, и молоденькая Нино смеялась, утирая глаза мокрой Ольгиной шляпой, и щелкали и булькали три дельфина, приплывшие на шум. Наверное, тоже над ней смеялись. И даже хмурый пес Коба расплылся в улыбке, радостно поскуливая. Только Игорь Дмитриевич молчал и тяжело дышал у нее над ухом.