Последнее письмо от твоего любимого

Нервно постукивая ручкой по столу, Дон снял трубку и попросил телефонистку соединить его с Фицрой 2286. Откашлявшись, Дон мрачно спросил, спиной чувствуя взгляд секретарши:

— Я могу поговорить с Дженнифер Стерлинг? А вы не могли бы передать ей… Что? Не живет? Понятно… Нет-нет, неважно, простите за беспокойство, — извинился он и положил трубку.

— Что случилось? — Прямо перед его столом в новых туфлях на высоченных каблуках возвышалась Шерил. — Дон?

— Ничего, — выпрямился он. — Я тебе вообще ничего не говорил. Будь добра, принеси мне сэндвич с беконом. И не забудь кетчуп, без него есть не буду.

Дон скомкал бумажку с телефоном и бросил в стоявшую под столом корзину для бумаг.

Энтони горевал так, словно у него умер кто-то из близких. Беспощадное и поразительное по своей силе отчаяние волнами накатывало по ночам, словно выжигая его изнутри. Стоило ему закрыть глаза, как он видел ее лицо — она то улыбалась от наслаждения, то беспомощно смотрела на него виноватым взглядом, как тогда, в холле отеля. Ее лицо говорило, что все кончено и пути назад нет.

Дженнифер права. Сначала он ощутил гнев: зачем она дала ему надежду, не сказав правду?! Зачем столь бесцеремонно вторглась в его жизнь, если им не суждено быть вместе? А еще говорят, что надежда умирает последней.

Потом его чувства резко изменились: он простил ее. Да и что тут прощать? Она поступила так, потому что не могла по-другому, и он прекрасно понимал ее. Все, на что она могла надеяться, — получить хотя бы маленькую частичку его. «Надеюсь, это воспоминание помогает тебе, Дженнифер. Меня оно уничтожило».

Энтони никак не мог смириться с тем, что на этот раз у него действительно нет выбора. Физическая слабость, истощение, снижение умственных способностей, помутненное состояние — и все это на фоне постоянного ощущения потери. Точно так же, как в тот раз в Леопольдвиле.

Она никогда не будет принадлежать ему. Счастье было так близко, но в последний момент ускользнуло. Как жить дальше?

Мучаясь бессонницей, он до самого рассвета прокручивал в голове тысячи вариантов. Потребовать, чтобы Дженнифер подала на развод? Сделать все, что в его силах, чтобы она была счастлива, даже оставшись без ребенка, положиться на собственную силу воли? Нанять лучших адвокатов? Завести с ней детей? Самому разобраться с Лоренсом? В своих самых смелых мечтах он был готов вцепиться ему в горло.

Но Энтони был настоящим мужчиной, и даже в эти моменты он в некотором смысле по-мужски понимал Лоренса: каково это, знать, что твоя жена любит другого? А потом еще и отдать своего ребенка мужчине, который украл ее у тебя. С Энтони произошло нечто подобное, и это в буквальном смысле слова искалечило его, а ведь он никогда не любил Клариссу так, как Дженнифер. Он подумал о своем грустном, молчаливом сынишке, о его постоянно виноватом выражении лица и понял, что если он сделает такое с какой-нибудь семьей, то их счастье всегда будет затмевать темная тень горя. Он уже уничтожил одну семью и не может взять на себя такую ответственность еще раз.

Энтони позвонил в Нью-Йорк своей девушке и сообщил, что больше не приедет. Она с трудом сдерживала слезы и потрясенно умоляла его вернуться, но он практически не ощущал чувства вины. Он никогда туда не вернется. Сейчас просто невозможно погрузиться в четкий ритм жизни большого города, ездить каждый день в здание ООН и обратно, потому что сейчас в его жизни не осталось ничего, кроме Дженнифер. Все будет напоминать о ней, ее запахе, ее вкусе, напоминать о том, что где-то далеко она живет и дышит без него. Она хотела быть с ним так же сильно, как и он с ней, и от этого ему было еще тяжелее. Он даже не мог толком разозлиться на нее и наконец выкинуть ее из головы.

«Прости меня. Я должна была убедиться, что это правда».

Нужно срочно оказаться в месте, где можно будет не думать. Если он хочет выжить, то должен быть там, где нет времени думать о чем-то, кроме выживания.

Через два дня Дон наконец забрал Энтони из больницы. Врачи согласились выписать его. Функция печени более или менее восстановилась, но они в красках расписали все, что с ним произойдет, если он еще когда-нибудь выпьет.

— Куда мы едем? — спросил Энтони, глядя, как Дон кладет его небольшой чемодан в багажник. — Я чувствую себя будто какой-то беженец.

— Едем ко мне.

— Что?

— Вив сказала, что так будет лучше. Тебе нужен домашний уход, — пробурчал он, не глядя Энтони в глаза.