Журавль в небе

— Спасибо, — серьезно сказала Тамара, насухо вытирая ладонями мокрое лицо. — Виновата, не виновата… Теперь уж никто точно не знает. Просто я… замучилась совсем. Думаю, думаю… Может, он мне ничего не дарил бы, если бы остался жив.

— А он знал, что ты за него замуж не собиралась? — как следует поразмышляв над ее заявлением, спросила Наташка.

— Знал. — Тамара заметила, что опять почему-то поглядывает на Николая. Как будто отчитываться перед ним должна. Что это с ней? Они же развелись, стало быть, чужие… — Мы даже говорили об этом, и даже два раза. Чуть не поругались.

— Да ну, не бери в голову, — легкомысленно сказала Наташка. — Все равно подарил бы. Что ему три кило каких-то топазов? Не бриллианты же!

Тамара махнула рукой, промолчала и отвернулась к окну. Вот о записке Юрия Семеновича она уж точно никому рассказывать не хотела.

— Да хватит уже, — произнес Николай, отлепился от притолоки и пошел к плите, чайник ставить. — Хватит сердце рвать, не виновата ты ни в чем, и вот это все имеешь право носить. Если хочешь. Завтра и надень. С белым платьем. Красиво будет, бабы обзавидуются. Мать, ты бы сейчас все примерила, а? А мы с Наташкой полюбуемся.

И Тамара послушно пошла искать белое платье, и опять стала надевать тяжелые камни всех оттенков меда и чая, и влезла в новые туфли, и даже намазала губы Наташкиной помадой, и заслужила безоговорочное одобрение своих.

Ну да, своих. И Николай был своим, от этого никуда не денешься, и развод на это обстоятельство никак не влиял, четверть века вместе — это что-нибудь значит, верно? Она была благодарна своим за этот вечер, они не просто говорили, но и верили, что она не виновата, они с азартом затеяли дискуссию, красить ей завтра губы или нет, они придумали приколоть на туфли две топазовые подвески непонятного назначения, они заставляли ее крутиться, вертеться, садиться, вставать, они фотографировали ее, и болтали глупости, и восхищались, и предсказывали лютую зависть баб, и требовали, чтобы завтра она вернулась пораньше: «Мы же туда не пойдем, мы тебя дома отмечать будем, и Аня со своим придет, и тетя Лена»… Давно у нее не было такого домашнего вечера. Этот вечер и положил конец всем ее долгим терзаниям, страхам, самобичеваниям и тяжким воспоминаниям. Она будто отпущение грехов получила.

И большой товарищеский чай с обильной выпивкой и закуской в конференц-зале офиса «Стройинвеста» оказался вполне терпимым мероприятием. Правда, как Оля и предупреждала, народу набежало несчитано, но обошлось без торжественных речей и вручения поздравительных адресов в красных кожаных папках, чего она боялась больше всего. Ее умненькая помощница с добровольцами как-то так все организовали, что даже какой-нибудь важный чиновник, рвущийся любой ценой выполнить возложенную на него миссию — поздравить именинницу, и тот мгновенно оказывался окружен молоденькими-хорошенькими, отведен к столу, напоен-накормлен, обсмотрен ласковыми взглядами, обчирикан льстивыми комплиментами, и сам не замечал, как через пять минут уже плясал, пел вместе со всеми хором, травил анекдоты и переставал орлиным взором искать трибуну с микрофоном. Тамара замечала виртуозные маневры своих девочек, восхищенно крутила головой, улучила минутку, шепнула Оле на ухо:

— Умница! Век не забуду… Можешь рассчитывать на повышение зарплаты.

— А! — Оля засмеялась, сверкнув хмельными веселыми глазами. — Не корысти ради… Это наш подарок вам.

И опять побежала перехватывать кого-то на полдороге, передавать кого-то с рук на руки, пристраивать новые букеты в пластиковые ведра — все вазы, банки, кувшины и прочие подходящие емкости были уже давно заняты цветами.

И Тамара вместе со всей толпой пила, ела, танцевала, пела хором и травила анекдоты. Время от времени ее кто-нибудь отлавливал и вытаскивал на лестницу — покурить, в относительной тишине перекинуться парой слов, поздравить и комплимент сказать. Почти никто не заговаривал о делах, только двое попросили назначить встречу «на побыстрее», а то вопрос очень важный, и Тамара тут же записала, чтобы не забыть, шариковой ручкой на запястье под широким топазовым браслетом день и час. Да, а топазы-то ее никакого особого фурора не произвели, паче чаяния. Ахали и хвалили, конечно, но все больше саму Тамару, а не ее роскошные украшения. Наверное, потому, что принимают их за стекло, догадалась она. Уж слишком их много, уж слишком они большие и разные, чтобы быть настоящими, — широкий ошейник с подвесками, широкие, как кандалы, браслеты, длинные, до плеч, серьги, да еще на туфлях такие же висюльки — разве драгоценностей может быть так много на одном человеке? Тем более — на ней, ведь она даже обручальное колечко не носила. Только банкир один откровенно ошалел, увидев все это золотисто-чайно-медовое, взял ее за руку, чтобы поцеловать, уткнулся взглядом в перстни, потом — в браслет, потом поднял глаза на ожерелье — и ошалел, забыл и руку целовать, и слова говорить. Понимает, наверное… Это хорошо. Можно будет при необходимости кредит взять на хороших условиях.