Журавль в небе

Потом появился Николай, стал что-то ей говорить, совать в руку какой-то пирожок, попытался увести ее от закрытой двери и усадить на диван. Тамара его не слышала, потому что слушала тишину за дверью, пирожок машинально взяла, а на попытку сдвинуть ее с места ответила с недоумением:

— Как это я уйду? А вдруг кто-нибудь выйдет?

— Не сходи с ума, — устало посоветовал Николай. — Диван — вот он, в трех шагах. Сядешь и будешь ждать. Из этой двери и в эту дверь никто мимо тебя незаметно не пройдет.

— Пить очень хочется, — невпопад сказала Тамара, смутно надеясь, что он уйдет или хотя бы замолчит. Он мешал ей слушать тишину за дверью.

Николай и правда ушел, пообещав принести из того же ночного магазина бутылку минералки, а она осталась стоять на том же месте, почему-то брезгливо держа пирожок двумя пальцами, вяло думая, что надо бы его куда-нибудь выбросить — например, за окно, птицам, — но до окна было далеко, метров пять, а она никак не могла отойти от двери. Когда-нибудь эта дверь откроется, должна открыться — она так долго ждет…

Она так долго ждала, а дверь открылась неожиданно. Ни шума, ни шороха за ней, легкий щелчок — и, чуть не налетев на окаменевшую Тамару, из двери быстро и бесшумно шагнул человек в зеленом комбинезоне, зеленых бахилах и зеленой шапочке. Еще щелчок — и дверь опять закрылась за ним. Тамара с ужасом уставилась на мятую пачку сигарет, которую зеленый человек вертел в очень белых пальцах. Это был он, врач из ее снов, тот самый, который говорил ей что-то, чего она не хотела слушать.

— Вы кто? — с недовольством заговорил врач из ее снов. — Вы что здесь делаете? Здесь посторонним находиться нельзя.

— Я к дочери, — с трудом сказала Тамара, не отрывая взгляда от мятой сигаретной пачки. — У меня там дочка… Мне бы только посмотреть на нее, один разочек… Она не дышит…

— А, ну да. — Врач шагнул от двери, и Тамара потянулась за ним, как булавка за магнитом. — Почему не дышит? Кто вам такую глупость сказал? Если человек не дышит — он умирает. Ваша дочь жива, стало быть, она дышит. Просто ей немножко аппарат помогает. Сейчас вам к ней нельзя. Вот когда аппарат отключим, переведем в палату — тогда и сможете навестить.

Зеленый врач из ее снов вышел на лестничную площадку, приоткрыл окно и стал вылавливать сигарету из мятой пачки. Тамара внимательно проследила путь сигареты от пачки до его рта, решилась и подняла взгляд чуть выше, до его глаз. Глаза у него были напряженными.

— Когда? — настойчиво спросила она, заглядывая в эти напряженные глаза.

Он тут же спрятал глаза, занавесил их ресницами, сосредоточенно щелкая зажигалкой и старательно прикуривая. Затянулся, медленно выдохнул дым и, глядя куда-то в окно, подчеркнуто небрежно сказал:

— Я думаю, часа через полтора аппарат мы отключим. Ну, через два. Потом понаблюдаем какое-то время. Так положено, так всегда делается. Если все будет в порядке — тогда переведем в палату.

— А может не быть?

— Что? — Врач быстро взглянул на нее и снова уставился в окно. — Нет, не может… В смысле — все обязательно будет в порядке. В принципе, ситуация довольно обычная.

И опять было долгое одинокое стояние у закрытой двери, Николай то появлялся, то исчезал куда-то, потом опять появлялся, но это ничего не меняло в ее одиночестве, она даже не всегда замечала, что он топчется рядом, говорит что-то, сует ей в руки то булку какую-то, то пластиковый стакан — иногда очень горячий, иногда очень холодный. Потом дверь со знакомым щелчком выпустила еще одного врача во всем зеленом — не того, не первого, а совсем другого, — и другой зеленый врач сказал ей то же самое: ситуация обычная, волноваться не о чем, аппарат отключат, наверное, часика через полтора-два… Потом оказалось, что давно уже наступил день, пришла Наташка, по-чти силой отволокла мать в туалет, заставила умыться, сама вытирала ей руки и лицо чужим вафельным полотенцем, приговаривая одновременно сердитым, жалобным и беспомощным голосом, что так нельзя, что надо же хоть чуточку отдохнуть, что надо хоть что-нибудь проглотить, что если мать заболеет — Анька им с отцом такой геноцид устроит…

— Ты почему не в школе? — спросила Тамара и тут же забыла о Наташке, потому что надо было побыстрее добраться до той закрытой двери, дождаться, когда та проклятая дверь в очередной раз с тихим щелчком выпустит кого-нибудь во всем зеленом, и этот кто-то скажет, наконец, что Анна дышит сама, что она проснулась, что ее можно увидеть…