— Привет, Фил. То есть Шеф.
— Что ты здесь делаешь? — Ядреный запах пота Шефа валил с ног. Джинсы и футболка с надписью «ХНВ» на груди от грязи изменили цвет. К ногам (он был босиком, потому-то, вероятно, Энди и не услышал его шагов) прилипла земля. Голову он, наверное, мыл в последний раз год назад. Может, и не мыл. Но больше всего пугали глаза, налитые кровью, безумные. — Говори быстро, старина, или ты больше никому ничего не скажешь.
Энди, который совсем недавно в самый последний момент обманул смерть, вылив в унитаз розовую воду, встретил угрозу Шефа хладнокровно, можно сказать, даже с улыбкой.
— Поступай, как считаешь нужным, Фил. То есть Шеф.
Шеф удивленно вскинул брови:
— Правда?
— Абсолютно.
— Почему ты пришел?
— Я принес дурную весть. Извини.
Шеф обдумал его ответ, улыбнулся, обнажив считанные оставшиеся зубы:
— Дурных вестей нет. Христос возвращается, и это хорошая весть, в которой растворяются все дурные. Это очень хорошая весть. Ты согласен?
— Да, и я говорю аллилуйя. К сожалению — или к счастью, наверное, ты скажешь, к счастью, — твоя жена уже с Ним.
— Что?
Энди протянул руку и толкнул мушку к полу. Шеф не пытался его остановить.
— Саманта мертва, Шеф. Должен сообщить тебе, что этим вечером она покончила с собой.
— Сэмми? Мертва? — Шеф бросил пистолет в лоток для исходящих документов на ближайшем столе. Опустил и руку с пультом; последние два дня не выпускал его даже во время становящихся все более редкими периодов сна.
— Я сожалею, Фил. Шеф.
Энди пересказал обстоятельства смерти Сэмми, как он их понимал, закончив более радостной новостью: с ребенком все хорошо (даже в отчаянии Энди Сандерс помнил, когда и что надо говорить).
Шеф отмахнулся от благополучия Литл Уолтера пультом.
— Она уложила двух свиней?
Энди напрягся.
— Патрульных, Фил. Хороших людей. Она сошла с ума, я в этом уверен, раз совершила такой плохой поступок. Ты должен взять эти слова назад.
— Какие слова?
— Я бы не хотел, чтобы ты называл наших полицейских свиньями.
Шеф задумался.
— Д-да, ладно. Беру их назад.
— Спасибо тебе.
Шеф наклонился (рост у него бы немалый, но теперь казалось, что наклонился скелет) и всмотрелся в лицо Энди:
— Храбрый маленький ублюдок, да?
— Нет, — честно ответил Энди. — Просто мне все равно.
И Шеф вроде бы уловил, что Энди и сам в печали. Схватил его за плечо:
— Брат, ты в порядке?
Энди разрыдался и плюхнулся на офисный стул под плакатом с надписью: «ХРИСТОС СМОТРИТ КАЖДЫЙ КАНАЛ, ХРИСТОС СЛУШАЕТ НА ВСЕХ ВОЛНАХ». Привалился затылком к стене под этим странным, зловещим слоганом и плакал, как ребенок, которого наказали за кражу джема. Причиной стало слово брат, это совершенно неожиданное слово.
Шеф выдвинул стул из-за стола управляющего радиостанцией и смотрел на Энди, как натуралист, наблюдающий за каким-то редким животным в его естественной среде обитания. Через какое-то время спросил:
— Сандерс, ты пришел сюда, чтобы я тебя убил?
— Нет, — ответил Сандерс сквозь рыдания. — Возможно. Да. Не могу сказать. Но все в моей жизни пошло не так. Мои жена и дочь погибли. Думаю, Бог наказывает меня за продажу этого дерьма…
Шеф кивнул:
— Такое возможно.
— …и я ищу ответы. Или смерть. Или что-то. Разумеется, я также хотел сказать тебе о твоей жене, это важно, поступать правильно…
Шеф похлопал его по плечу:
— Ты так и поступил, брат. Я это ценю. На кухне проку от нее не было, за чистотой в доме она не следила, но иногда, обкурившись, трахалась фантастически. А чего она так рассердилась на этих парней в синем?
Даже горюя, Энди не собирался говорить об обвинении в изнасиловании.
— Думаю, она сильно расстроилась из-за Купола. Ты знаешь о Куполе, Фил? Шеф?
Тот махнул рукой, вероятно, отвечая положительно.
— Насчет мета ты говоришь правильно. Продавать — это плохо. Служение дьяволу. А производить — нет, это Божья воля.
Энди опустил руки и уставился на Шефа опухшими глазами:
— Ты так думаешь? Потому что я не уверен, что это правильно.
— Ты когда-нибудь пробовал?
— Нет! — воскликнул Энди, будто Шеф спросил его, наслаждался ли он соитием с кокер-спаниелем.
— Ты принимаешь лекарство, которое прописывает тебе врач?
— Ну… да, конечно… но…