Под Куполом

— Мы пошли посмотреть на эту коробочку, — отрешенно заговорила Лисса. От ее волнительно-радостного восприятия жизни не осталось и следа. — Встали на колени вокруг нее. На ней символ, которого я никогда раньше не видела… не каббала…

— Это просто ужас. — Пайпер вытерла глаза. — А потом Джулия прикоснулась к ней. Прикоснулась только она, но мы… мы все…

— Вы их увидели? — спросил Расти.

Джулия опустила руки, посмотрела на него в благоговейном трепете.

— Да. Я увидела, мы все. Их. Жуть.

— Кожеголовые?

— Что? — переспросила Пайпер. Потом кивнула: — Да, пожалуй, можно и так их назвать. Лица без лиц. Высокие лица.

Высокие лица, повторил мысленно Расти. Не знал, что это означает, но понимал, что слова правильные. Вновь подумал о своих дочерях и их подруге Диане, обменивающихся секретами и едой, выданной дома. Подумал о своем друге детства — части детства, потому что во втором классе они с Джорджи разругались, — и на него нахлынула волна ужаса.

Барби схватил его.

— Что?! — Он почти кричал. — Что теперь?!

— Ничего. Только… в детстве у меня был друг. Джордж Лэтроп. Однажды ему подарили на день рождения увеличительное стекло. И иногда… на большой перемене… мы…

Расти помог Джулии подняться. Горас подошел к ней, будто то, что его испугало, растаяло, совсем как свечение, окружавшее микроавтобус.

— Что вы сделали? — В голос Джулии вернулось спокойствие. — Расскажи.

— Это произошло в старой начальной школе, на Главной улице. Всего две комнаты, одна для классов с первого по четвертый, вторая — с пятого по восьмой. Игровая площадка — земляная. — Он нервно рассмеялся. — Черт, там не было даже водопровода, только сортир, который дети называли…

— Медовый домик, — ввернула Джулия. — Я тоже туда ходила.

— Мы с Джорджем шли мимо шведской стенки к забору. Там были муравейники, и мы поджигали муравьев.

— Не кори себя за это, док, — покачал головой Эрни. — Множество детей делали то же самое, а то и похуже. — Эрни сам, в компании пары друзей, окунул хвост дворового кота в керосин. А потом поднес к нему спичку. Этим воспоминанием он не стал бы делиться ни с кем, точно так же, как и подробностями своей брачной ночи.

Прежде всего потому, что мы смеялись, как безумные, подумал он. Господи, как же мы смеялись.

— Продолжай, — предложила Джулия.

— Я закончил, — ответил Расти.

— Как бы не так.

— Послушайте, — вмешалась Джоани Кэлверт. — Я уверена, вся эта психология очень интересна, но мне не кажется, что именно сейчас…

— Помолчи, Джоани, — оборвала ее Клер.

Джулия не сводила глаз с лица Расти.

— Почему это для тебя важно? — спросил тот. В это мгновение ему казалось, что вокруг никого нет и говорят они один на один.

— Просто скажи мне.

— Однажды, когда мы этим занимались… мне пришло в голову, что у муравьев тоже может быть своя жизнь. Я понимаю: звучит как сентиментальный лепет…

— Миллионы людей во всем мире в это верят, — возразил Барби. — И тем живут.

— Короче, я подумал: Мы причиняем им вред. Мы сжигаем их на земле, а может, и в их подземных домах. На земле увеличительное стекло Джорджа точно их сжигало. Некоторые просто переставали двигаться, но большинство загорались.

— Это ужасно! — вырвалось у Лиссы. Она вновь теребила Ключ жизни.

— Да, мэм. И однажды я попросил Джорджа это прекратить. Он меня не послушал. Сказал: «Это лакомная война». Я это помню. Не атомная, а лакомная. Я попытался отнять у него увеличительное стекло. В следующее мгновение мы уже дрались, а увеличительное стекло разбилось. — Он помолчал. — Это ложь, хотя тогда я именно так и сказал отцу, и даже порка не заставила меня изменить свою версию. А Джордж сказал родителям правду: я специально разбил увеличительное стекло. — Расти указал в темноту: — Я точно так же разбил бы эту коробочку, если б смог. Потому что теперь муравьи — мы, а коробочка — увеличительное стекло.

Эрни подумал о коте с горящим хвостом. Клер Макклэтчи вспомнила, как она и ее лучшая подруга в третьем классе сидели на ревущей девчонке, которую они ненавидели. Девочка только пришла в школу и говорила с забавным южным акцентом, словно набила рот картофельным пюре. Чем сильнее девочка плакала, тем громче они смеялись. Ромео Берпи вспомнил, как напился в тот вечер, когда Хиллари Клинтон плакала в Нью-Хэмпшире,^[173] чокался с экраном телевизора и говорил: «Пью за тебя, сука, уйди с дороги и позволь мужчине делать мужскую работу».

---

173 Речь идет о праймериз 2008 г. в штате Нью-Хэмпшир, где Хиллари Клинтон вопреки опросам победила Барака Обаму.