37  

Алексей Машков жил один в двухкомнатной квартире, которая осталась ему после смерти родителей, как мне рассказали соседи. Отец умер у него год назад, мать еще раньше. Часто заходили друзья, иногда и женщины. Последнее время бывала только одна – Тамара, та самая, семейная жизнь Алексея Машкова с которой закончилась столь быстро и столь трагично…

В квартире у него меня прежде всего поразила мебель. Это была не мебель, а просто произведение искусства. Она производила странное впечатление в обычной двухкомнатной квартире изысканностью своих форм и плавным изяществом линий. Алексей, скорее всего, был настоящим Мастером, профессионалом.

Я всегда уважала таких людей, чем бы они ни занимались. Мебелью так мебелью, спасением людей так спасением. Суть не в том, что ты делаешь, а как ты это делаешь. Сама я всегда стремилась стать Мастером в своей профессии. Таким, как Чугунков, мой первый наставник в спецлагере, таким, как Григорий Абрамович…

Не знаю, что я искала в этой квартире… Одна комната была наполнена инструментами и кусками свежего, ароматно пахнущего дерева, которые стояли вдоль одной стены, а вдоль другой был устроен огромный стеллаж, с таким количеством незнакомых для меня инструментов, что я только вздохнула и вышла в другую комнату. В мастерской я ничего не могла бы обнаружить, что не связано напрямую с профессией этого человека.

Соседняя комната оказалась и спальней и гостиной одновременно. Обстановка была простая, если не считать изысканной мебели, – никаких особых излишеств. Кровать, стол, причудливые стулья на тонких изогнутых ножках.

Стол был завален эскизами разных завитушек в стиле барокко, рисунками кресел в стиле модерн, фотографиями шкафов в классическом стиле… На книжных полках над столом стояли книги. Их было немного, но они-то интересовали меня гораздо больше, чем все остальное.

У меня есть одно такое правило, основанное на многочисленных фактах: чтобы понять человека – посмотри, какие книги он читает, что стоит у него в книжном шкафу… Я принялась за изучение книжных полок…

Книги по обработке дерева, красочные проспекты мебельных салонов и выставок я откладывала в сторону не глядя. Меня интересовало другое – были же у этого человека какие-нибудь еще интересы, не связанные с изготовлением и продажей мебели?..

Вот, например, штук пять детективов. Так… Агата Кристи, Сименон, Честертон, Рекс Стаут… Ни Чейза, ни Шелдона, не говоря уже о других… Это уже о чем-то говорит. О чем? Да хотя бы о том, что Машков был человеком уравновешенным, предпочитавшим плавное развитие событий и спокойную размеренную жизнь… Что же – с профессией краснодеревщика, требующей внимательности и сосредоточенности, это сочетается как нельзя лучше…

Я перелистала еще какие-то справочники, обнаружила истрепанный «Таинственный остров» Жюля Верна, наверное, еще с детских времен остался… Из книги выпала фотография, на которой два мальчика стояли обнявшись и смотрели на меня. Их лица были столь похожи, что я без труда поняла, что это братья… Интересно… Нужно будет проверить, где сейчас брат Машкова, чем занимается… Никто из соседей ни слова не говорил о его родственниках… Я сделала пометку в своей записной книжке и продолжила осмотр…

Под руку попались женские романы… Я тут же сообразила, что это книги Тамары… Было еще несколько номеров газет «Совершенно секретно» и «Спид-инфо» и журнал «Лиза»…

Я уже почти потеряла интерес к книжным полкам, как вдруг мне под руку попалась книга, которой просто не могло быть на этих полках, настолько она контрастировала со всеми остальными…

Я в недоумении вертела в руках книгу на английском языке. «D. Bell. The coming of post-industrial society. A venture in social forecasting, – прочитала я. – Boston, 973».

– Даниэл Белл. «Приближающееся постиндустриальное общество. Рискованный социальный прогноз», – перевела я. – Откуда это здесь?

Я быстро перебрала оставшиеся на полках книги. Больше ничего похожего на проповедника технократии Белла там не оказалось…

Мысль моя лихорадочно работала. Я вспомнила программу анархического клуба «Свобода без ограничений», опубликованную в «Тарасовских вестах» по требованию террориста… Он выступал там с позиций, наиболее близких, пожалуй, к экзистенциализму. Экзистенциалисты, непримиримые противники технократов и вообще сциенцистов, то есть тех, кто считает науку наивысшей культурной ценностью. Причем именно естественные науки, как раз те, представителей которых так ненавидит наш террорист, что начал их отстрел…

  37  
×
×