23  

— Ты не понимаешь, — Нюша скривила лицо и безуспешно попыталась расплакаться. — Мы стареем, Тань, мы постоянно стареем. Каждый день.

— А я тебе о чем? Я это прекрасно знаю и вижу. И зачем мне думать о том, насколько далеко зайдет этот процесс через пять лет. Не говоря уже про восемь.

Нюша наконец положила мою сумку на место и потянулась к стакану с ромом.

— Надо кого-то найти. Надо что-то делать…

Нюша — паникерша. Была такой в восемнадцать и будет такой в сорок. Уж ей-то точно годы не причинят никакого вреда. Потому что она не меняется. Я усаживаюсь напротив нее и курю. Во время неприятных разговоров я курю всегда. Во время приятных — как придется.

— Ты замуж хочешь? Ты хочешь обеспеченные тылы и самопродолжения в колясочке? Так что тебе мешает?

— Поди сейчас найди того, который… — Нюша скорчила очередную рожу, чтобы показать, насколько сложно найти себе спутника земли. В смысле, жизни.

Я успокаиваю ее, как могу, а могу я не очень хорошо. Не потому, что я не верю в светлое Нюшино будущее, а потому, что не верю в светлое будущее, как таковое. Мне вполне хватает светлого настоящего. Потому что Нюша сейчас отрыдает свое и уйдет, а я пойду шататься по городу и ждать поезда, который меня увезет. От нее и от меня заодно. Потому что дурацкие мысли заразны. Еще можно успеть позвонить до отъезда Вадиму и послать его куда подальше. Мне очень давно хочется это сделать, но я не могу найти правильную формулировку, и это меня останавливает. Фраза "Иди ты на хуй" кажется слишком уж затасканной. А еще можно поехать к нему домой и разбить лобовое стекло его Опеля. Впрочем, это где-то было. Хорошо же жилось древним людям, у них еще не было постмодернизма.

Но дело не только в Вадиме. Дело даже не только во мне, и не в Нюше, которая с завидным упорством продолжает портить мне настроение раз в неделю. Я, если честно, просто убегаю. Может быть, от собственной паранойи, а может быть, от того, что эту паранойю вызвало.

Вот вам казалось когда-нибудь, что за вами следят? Что идущий впереди старичок то и дело оглядывается, чтобы убедиться, что ты все еще идешь привычной дорогой до дома. Семь минут, одна сигарета и полторы песни в плеере. И что три молоденьких милиционера не просто так шагают куда-то, а смотрят, чтобы с тобой ничего не случилось, и сворачивают в подворотню только когда понимают, что все будет хорошо. Вам никогда не приходилось чувствовать на себе один и тот же взгляд на протяжении двух лет. В транспорте, на улице, даже в кино или в кафе, куда ты заходишь выпить чашку кофе и рюмку текилы, чтобы причесать растрепанные чувства. Взгляд бывает то сочувственным, то одобряющим, то недовольным. Впрочем, это-то я могла себе придумать. Но что он есть, я не сомневаюсь ни минуты. Когда появился Вадим, смотрящий (или следящий) ненадолго исчез. Потом появился снова, и от его воображаемой иронии я иногда улыбалась просто так, посреди серьезного разговора.

Мне не хотелось ни с кем советоваться, мне не хотелось раскрывать этот свой секрет, хотя мне было страшно. Ну, как любому уважающему себя параноику. Я меняла маршруты и пыталась обмануть слежку, неожиданно запрыгивая в такси и делая пересадки на станциях, которые никогда мне не были нужны. Но ничего не получалось. Я вглядывалась в лица людей, стоящих рядом, сидящих рядом, идущих рядом. Но никаких совпадений не обнаруживалось.

За два года я полностью измотала себе нервы, неудачными романами, подругами, их неудачными романами и этим беспрестанным ощущением. Я решила уехать, на месяц или как получится. Я знаю, что в городе за восемь часов отсюда меня ждет тот, который ждал всегда. Уже восьмой год ждет. Надо будет спросить его, что случилось со мной за последние восемь лет. Тогда мне будет, что ответить в следующий раз Нюше.

Я выхожу на Площади Революции и иду в мало кому известное кафе, где можно спокойно посидеть и дождаться момента, когда я начну опаздывать на поезд. Тогда я соберусь, побегу и следующее, что увижу — проплывающие мимо дома и трубы. А пока что можно кофе и текилу, и написать письмо.

Вы пробовали когда-нибудь писать письмо собственной паранойе. Это очень забавное занятие. Ведь есть вероятность, и больше, чем в пятьдесят процентов, что письмо ты адресуешь себе. А не какому-то мифическому человеку, которому почему-то вздумалось за тобой следить. Зачем вообще, спрашивается, следить за женщиной почти что средних лет, которая почти что каждый вечер возвращается домой и не знает никаких секретов, кроме одного. Кроме того, что за ней следят.

  23  
×
×