Русская лилия

Донесение Сильвио было отправлено дипломатической почтой в Париж. Спустя несколько дней с нарочным пришел ответ. Увидев посыльного, Сильвио понял, что тетушка София пустила в ход все свои очень немалые связи в Париже. А может быть, и не только свои! Так или иначе, ответ прибыл тоже снабженным дипломатическими пометками.

Вскрывая его, Сильвио улыбался до ушей, предвкушая, что увидит выкупленные закладные и погашенные векселя. Однако улыбка несколько полиняла, когда вексель обнаружился всего лишь один, а при нем — очередное письмо от тетушки Софии. На сей раз она требовала собрать самую скандальную информацию о членах семейства великого князя Константина Николаевича. Любую! Обо всех! В конце было приписано, что лишь после этого будут погашены долги Сильвио.

Делать нечего, Сильвио принялся исполнять поручение, тем паче что оно вновь оказалось не слишком-то сложным и получить ответы на вопросы тетушки можно было, не выходя из карточного клуба. Рассказывали о платонической любви английской гувернантки к великому князю, о пристрастии старшего сына к эротическим картинкам и о том, что он бегает за каждой юбкой, но это все были мелочи не слишком скандального свойства… Удалось получить и другие, гораздо более секретные сведения…

Письмо ушло, и через несколько дней нарочный доставил ответ. На сей раз Сильвио затаил улыбку предвкушения. Видимо, у него были кое-какие предчувствия… Которые, к несчастью, его не обманули. Снова лишь один оплаченный вексель, а еще — запечатанный конверт, который следовало передать великому князю Константину Николаевичу, но так, чтобы он не мог догадаться, кто передал.

К письму княгини Плакентийской была приложена копия искового заявления судье. Один из заимодавцев Сильвио Лебрена потерял терпение и готов был начать преследовать должника всеми законными средствами.

Сильвио не мог не понимать, что это означало для него прекращение дипломатической карьеры, возвращение в Париж, заключение в долговую тюрьму и, возможно, ссылку. Среди дипломатической молодежи, всевозможных стажеров и помощников было хорошим тоном всячески бранить cette Russie barbare, однако все они втихомолку радовались жизни в этой стране, где все баснословно дешево, где они получали очень хорошие деньги и пользовались значительными почестями, ибо русские относились к иностранцам с великим пиететом, не то что, скажем, немцы или англичане. Сильвио не хотел ничего терять! Он понимал, что крепко попался на крючок лживых обещаний княгини Софии, но, может быть, после исполнения этой просьбы от него отстанут.

Сильвио был неглуп, пронырлив, хитер. Прошло немного времени, и он смог установить связь с одним из лакеев, служивших в доме великого князя Константина Николаевича. Именно с его помощью удалось подбросить послание главе семейства.

Разумеется, Сильвио мог только предполагать, что содержится в этом письме, и не сомневался, что условия, продиктованные великому князю, будут им приняты. Сильвио начал втихомолку держать пари среди своих азартных приятелей на то, что помолвка греческого короля и русской великой княжны будет расторгнута. Сначала это казалось полной нелепостью и над Сильвио даже смеялись, однако он имел настолько хитрый и самодовольный вид, что даже самое сильное недоверие было вскоре поколеблено.

Однако день шел за днем, а разговоры о близкой свадьбе не утихали, в то время как о ссоре между царствующими домами России и Греции никто и слыхом не слыхивал. А спустя некоторое время, 26 июля 1867 года, состоялось обручение, на котором стало известно: свадьба произойдет 15 октября. И ни слова о разрыве отношений, о нарушении обязательств!

— Проклятые русские! — восклицал Сильвио, к прежним долгам которого добавились новые. — Вы обманули меня!

Каждый день он с трепетом просматривал почту, испытывая мгновенное облегчение от того, что княгиня София молчит, но с каждым днем это молчание становилось все более угрожающим.

Прошел месяц, и вот однажды Сильвио прижали к стене с требованием немедля выплатить проигрыш в пари. Когда он отказался, заявив, что всякое еще может случиться и обручение тоже может быть расторгнуто, эти дерзкие высказывания были немедленно доведены до ушей посла, который меньше всего желал осложнений с Россией из-за пустяковых сплетен. Сильвио был выслан во Францию, где его встретили судебные приставы. Дальнейшая судьба его уныла: приговоренный к каторжным работам в Тулоне, он оказался в числе первых неполитических ссыльных, отправленных в Кайенну, во Французскую Гвиану, на «адские райские острова», где и нашел свой конец.