Стыдные подвиги (сборник)

Шкварки я запиваю чаем. Сахара не использую: только черный шоколад.

Не употребляю молочных продуктов, за исключением сыра, и овощей, а фрукты еще с детства считаю баловством. Был период, в первый год после тюрьмы, когда ежедневно пил свежевыжатый сок, и жену поил, и сына, каждое утро начиналось с торжественного рассечения пяти-шести грейпфрутов и бодрого визжания соковыжималки, но потом уехал в Чечню работать, вернулся без копья, и как-то стало не до грейпфрутов.

Нужда — коварная баба, она живет в твоих карманах и грызет сначала пальцы, а потом душу, она делает тебя желчным, она отучает улыбаться. Однажды ты обнаруживаешь, что еще совсем недавно в твоем доме празднично пахло грейпфрутами, а сейчас — вареными бараньими мослами. Прийти домой вечером и принести жене «что-нибудь вкусненькое», и видеть, как она сидит на кухне и уплетает клубнику или нектарины, — вот арифметически примитивный вариант счастья. Нет клубники или хоть какого красного яблока, — нет понимания.

Чай с шоколадом пью уже не на кухне, перехожу в комнату. Мебели не имею, матрас лежит на полу, тут же — духовная пища, книги. Чашку ставлю на спину второго тома сочинений Бунина. Но читать не хочется сегодня.

Все лето работал с утра до ночи, уставал, но в октябре строительный сезон официально закончился, и теперь мои вечера свободны. Голова странно свежая, извилины гудят, требуют нагрузки. Выкуриваю сигарету. Пепельница тоже рядом, на спине Бродского. Они все тут — Бродский, Бунин, и старик Чосер, и Высоцкий на пяти компакт-дисках, и похищенный из квартиры родителей Пушкин Александр Сергеевич. Встаю, скривившись от боли в спине (третьего дня повредил, таская баллоны с газом), выключаю свет, грубо хлопнув по клавише, как бы отвесив пощечину этой угрюмой квартирке, и хожу — из темной комнаты в темную кухню, потом назад. Постепенно появляется что-то, сначала ритм и гласные, — мычу, кивая головой. «И-и-и, ы-ы-ы». Челюсть, я знаю, в этот момент у меня расслаблена и отвисла, глаза полуприкрыты. Легкий озноб. Шаги неверные, лунатические, плечом могу задеть стену или дверной косяк. Складывается постепенно, разматываясь наподобие клубка, от середины к началу и концу:

• Кидайте в него корками дынными
• Секите его кнутами длинными
• Поите его горькою водкою
• Только дайте минуту короткую
• Пишите имя его чернилами синими
• Рисуйте лицо его длинными линиями
• Бейте его камнем по темени
• Только дайте минуту времени
• Пытайте его дыбою
• Питайте его рыбою
• Пустите ему кровь алую
• Только дайте минуту малую —

и так далее.

Когда все заканчивается, сижу на матрасе, безмолвно, некоторое время. Потом повторяю, вслух, но почти шепотом.

Не себя имел в виду, когда сочинял; другого парня, воображаемого. Может быть, старого друга, убитого давным-давно, в позапрошлой жизни, еще в мезозойские времена, когда в московских подворотнях могли проломить голову за десять долларов.

Складывать стихи про себя самого — глупо; всегда интереснее придумать воображаемого чувака, имеющего определенное сходство с реальным автором, однако другого, более экзотического, ловкого и мудрого. Кому нужен реальный автор? Нехай он угрюмо катает кровлю и жрет шкварки. А его персонаж — легкий, яростный, небрежный и прекрасный — пусть сверкает сообразно логике искусства, существуя только в пространстве стиха, и нигде больше.

Их уже почти три десятка, если начать читать вслух — уйдет примерно полчаса. И еще пять песен. Песни возникают очень редко, и в этом нет никакой системы. Был период — за четыре года ничего, а потом в неделю сложил три песни, одна вышла неудачной, зато две других как будто существовали всегда. Очень простые и красивые. Со стихами яснее: они возникают три-четыре раза в год.

Не записываю. Все предназначено исключительно для чтения вслух. Записывают плодовитые поэты, сочиняющие обильно и регулярно, а для меня каждый стих — как новогодний подарок: это тебе, будь счастлив.

И я счастлив.

Несколько коротких стихотворений можно привязать к мелодиям и сделать песни, — но то будут ненастоящие песни, искусственные. Песня тоже должна сложиться целиком. Каждая из тех пяти — настоящих — сразу зазвучала в голове, с нужными интонациями.

• Вот те водка, вот те шмаль,
• Вот те правая педаль,
• Я поеду, я помчуся
• В необъятЫную даль.

Пою. Потом замолкаю. Спев песню, хорошо несколько минут помолчать. Лежу, не зажигая света, вяло размышляя о перспективах.