Коронованная распутница

Катерина поднесла ему полный кубок победителя. Петр осушил его. Вокруг царя все пили во славу русской армии, даже часовые были пьяны. Кто-то потом нарочно подсчитал – после окончания пира осталась тысяча пустых бутылок! Наконец Катерина уговорила Петра ударить в барабан и возвестить окончание веселья. Но вместо того чтобы ехать домой, он вышел в сады Меншикова, и праздник продолжился: опять потекла рекой водка, начались танцы.

Именно в эти дни Петр принял важное решение, которое имело прямое касательство к Катерине. Так как он не надеялся больше на рождение сына, то хотел оказать высшую почесть своей любимой подруге, которая разделила с ним тяжесть Прутского похода и спасла армию своим умом и щедростью. Был опубликован манифест, по которому Петр установил для себя право распоряжаться троном по своему усмотрению. А затем, 15 ноября 1723 года, был написан еще один манифест: «В войнах и наших трудах наша любезнейшая супруга, государыня императрица Екатерина, великою помощницею была, и не точию в сем, но и во многих воинских действиях, отложа немочь женскую, волею с нами присутствовала и елико возможно вспомогала, а наипаче в Прутской кампании с Турки, почитай отчаянном времени как мужески, а не женски поступала, о том ведомо всей нашей армии и от них, несомненно, всему государству…»

За всю историю России единственная женщина была коронована: Мария Мнишек в 1606 году. Но ее муж, Димитрий Самозванец, был убит спустя восемь дней, она же схвачена, сослана, потом бежала и в конце концов умерла в темнице.

Ну что ж, на сей раз для новой императрицы все должно было сложиться куда счастливей. Всегда бережливый и даже скуповатый, Петр на сей раз не считал денег. Костюмы и экипажи были заказаны в Париже. Корона, изготовленная русским ювелиром в Санкт-Петербурге, превосходила по богатству все, которые существовали ранее. Она была украшена бриллиантами и жемчугом, увенчана огромным рубином, а стоило это творение полтора миллиона рублей.

Когда Екатерина показала Петру пышные торжественные одежды, в которые он должен был облачиться для церемонии, он застеснялся этого великолепия. Одежда была лазоревого цвета, вышитая серебром, с серебряным поясом, серебряные стрелки украшали темно-красные чулки.

Пока император примерял это необычное одеяние, серебряные блестки отлетели от ткани и упали на пол.

– Смотри, Катенька, – сказал он, вздохнув. – Надо поднять их, это почти что жалованье одного моего гренадера.

В конце марта весь двор приехал из Санкт-Петербурга в Москву, и 7 мая 1724 года Катерина в позолоченной карете, украшенной императорской короной, направилась к Архангельскому собору в Кремле. Император лично командовал ротой охраны, которая была специально набрана, чтобы возглавлять кортеж. Над городом звонили колокола, артиллерийские залпы приветствовали проходящую процессию; удары литавр и звуки труб подхватывали приветственные возгласы толпы. Двенадцать пажей в парчовых рубашках, зеленых бархатных курточках, белых париках и головных уборах с белым плюмажем сопровождали Катерину. Четверо придворных самого высокого звания поддерживали ее мантию с бриллиантовыми застежками, помогая выйти из кареты.

Сейчас никто не решился бы сказать, что ее наряды покупали на толкучке. Катерина была одета в расшитое золотом пурпурное платье со шлейфом в испанском стиле. Представители всех областей страны заполнили храм, внутри которого возвышались два трона под балдахином из темно-красного бархата. Архиепископ Новгородский совершал богослужение. Петр поднял тяжелую корону и возложил ее на голову своей царственной супруги, встав перед ней на колени. Она заплакала и, когда он поднялся, хотела пасть пред ним ниц. Петр поднял ее и протянул ей державу, символ государственной власти, а себе оставил скипетр.

Так она стала императрицей. Так муж доказал ей свою любовь.

А она…

А она сейчас больше всего хотела, чтобы Виллим Монс никогда не попадался ей на глаза!

* * *

Погрузившись в свои мысли, Катерина чуть не слетела с сиденья, так резко остановилась карета.

– Что ж ты делаешь, мил-человек?! – плаксиво, обиженно закричал кучер. – Кто ж тебя так учил, чтоб лошадям в морду факел тыкать? Неужто тятька с мамкой? Что ж они за люди такие были?!

– Ты моих тятьку с мамкой не трожь, – басовито отозвался молодой задиристый голос. – Сам виноват – куда прешь? Не видишь – царский дворец, а ты со свиным рылом, не останавливаясь, в ворота ломишься!