Коронованная распутница

Так что Меншиков лишь с усмешкою посматривал на аккуратненький почерк Розмари. Иногда он доставал из походной шкатулки еще одно письмо, полученное им не столь давно… После получения этого письма ему и стукнуло в голову приглядывать за покойным Кенигсеком!

Любопытные все же дела творятся в доме Монсов, размышлял он на досуге, а впрочем, особого досуга у него не было.

В своем тяжком положении Анхен готова была довериться кому ни попадя. Как только были ослаблены строгости надзора над фрау Монс, Анхен отправила ее на поиски знахарок и ворожеек. В доме появились гадальные тетради, рецепты приворотов, колдовства, списки чародейных перстней и всего такого прочего. Ради возвращения благосклонности Петра была задействована самая тяжелая артиллерия – колдовство.

В какой-нибудь просвещенной Франции или тем паче истово религиозной Испании красавица Анхен за такие дела живо угодила бы на костер, но Петр, до которого дошли обвинения, велел процесса над новоявленными колдуньями не начинать. Впрочем, потеря нового роскошного дворца, который отобрали у Монсов и отдали под анатомический театр, потеря усадеб и деревень и без того была тяжким ударом для Анхен. Драгоценности почти все были ей оставлены, кроме того самого портрета Петра, оправа которого показалась ей некогда столь дешевой…

Нескоро смирилась Анхен с тем, что любовь царя для нее потеряна навеки, что теперь она никто. Но вот минул год, другой, и сестрам Монс вышло некоторое послабление. Их начали выпускать в кирху, и однажды Анхен подумала, что, пожалуй, все для нее могло сложиться куда хуже. Положа руку на сердце, в глубине души она даже порадовалась, что избавилась от тяжелой, тягостной страсти русского царя! Все равно он никогда не женился бы на ней. А годы сделали Анхен поспокойней. Когда-то она презирала отца за стремление непременно пристроить ее замуж за хорошего человека, теперь же сама только об этом мечтала, тем паче что такой человек уже замаячил на ее горизонте.

Анхен умудрилась сохранить свою красоту, которая действовала на мужчин, словно вино. И очередной глоток этого вина невзначай хлебнул прусский посланник Георг Иоганн фон Кейзерлинг. Именно его ходатайству была обязана Анхен тем, что ей разрешили посещать кирху. Он хлопотал о ее полном освобождении и не побоялся заявить Петру, что желает взять Анхен за себя замуж.

Анхен ему немедленно отдалась, результатом чего стала беременность. Она забеременела впервые и решила рожать, чтобы закрепить за собой Кейзерлинга, который был рыцарем по духу, это раз, а во-вторых, в глубине души ненавидел всех русских вообще и их нелепого царя – в частности. Он положил себе непременно спасти Анхен и непременно жениться на ней.

Кейзерлинг отправился в действующую армию и вновь приступил к Петру с просьбами разрешить брак с Анхен.

Петр пожал плечами:

– Когда-то я и сам намеревался жениться на ней, но она вами прельщена и развращена, так что я ни о ней, ни о ее родственниках ничего ни слышать, ни знать не хочу!

А неугомонный Алексашка не преминул подлить масла в огонь:

– Девка Монс подлая шлюха! Я сам с ней развратничал столько же, сколь и ты!

Ну, это было слишком сильно сказано, поскольку Алексашка «развратничал» с Анхен всего лишь раз, но рыцарь Кейзерлинг взбеленился и полез в драку. Петр и Алексашка спустили его с лестницы и остались в уверенности, что теперь-то пруссак успокоится.

Однако тот оказался редкостно упрям. Надо отдать должное Анхен: она подогревала его чувства как могла, понимая, что это ее последнее спасение. Живот ее увеличивался, однако, для пущей надежности, немало тех приворотных зелий, которые некогда настаивались для Петра, были преподнесены Георгу Иоганну. А впрочем, Кейзерлинг и без всяких зелий был упрям, сентиментален, благороден – Анхен повезло куда больше, чем она того заслуживала! И он все же переупрямил своих противников: получил-таки разрешение на брак с «девицей Монс»!

В это время отношения Петра и Марты Скавронской (она уже звалась Катериной Алексеевной) стали настолько прочными, что никакие прежние привязанности не могли их разрушить. Поэтому неугомонный Алексашка немного поуспокоился и махнул рукой на Анхен.

Увы, спустя полгода после свадьбы посланник Кейзерлинг умер по пути в Берлин, куда был вызван своим правительством.

Анхен, получив это известие, не пролила ни единой слезы. Честно говоря, некогда было! Следовало немедленно закрепить за собой наследство супруга. Почти одновременно с новостью о смерти мужа Анхен узнала, что на все имущество Кейзерлинга в Курляндии и Пруссии намерен наложить лапу его двоюродный брат, ландмаршал прусского двора.