Любовник богини

«Может быть, она — браминка, которая боится оскверниться соседством с иностранкою?» — успела подумать Варенька — и вздрогнула от неожиданности, потому что незнакомка вдруг… разразилась хохотом.

Но не было веселья в ее смехе: в нем звучала безнадежность, смирение перед причудами судьбы, которая ввергла эту женщину в узилище вместе с этой… этой…

Она так и назвала Вареньку: «Эта!» И не было сомнения, что ненавидит не просто какую-то там чужеземку.

Именно Вареньку, только ее.

— О боги, земные и небесные! — тоскливо пробормотала незнакомка. — Нет, этого я не заслужила, о нет!

Я готова принять смерть, если такую участь вы приуготовили мне, но за что, за что мне такая мука? Чем прогневила вас бедная, несчастная Тамилла, если вы обрекли ее ждать смерти рядом с этой… с этой… О, да лучше я размозжу себе голову оковами, чем еще раз взгляну в ее мерзкое, ненавистное лицо!

И, крепко зажмурясь, она воздела руки, как бы намереваясь обрушить их себе на голову — и тем положить конец своей злосчастной жизни.

— Ради бога! — оскорбление, испуганно вскрикнула Варенька. — За что ты меня так ненавидишь? Опомнись, ведь мы встретились впервые в жизни. Ты приняла меня за кого-то другого, перепутала меня с…

Огромные черные глаза распахнулись и полыхнули таким пламенем злобы, что Варенька осеклась и даже невольно прикрылась ладонью.

" — Перепутала? — прошипела назвавшаяся Тамиллой. — Приняла за другую?.. Ха-ха-ха! О нет! Я узнала Тебя сразу, с первого же мгновения! И ты напрасно уверяешь, будто мы встретились впервые в жизни. Мы встречались не раз и не два… только ты, конечно, не помнишь меня. Ты-то меня не замечала. Что тебе до какой-то служанки, одной из многих, которые подавали тебе воду, и хукку, и сладости и стелили тебе постель…

Варенька кивнула: то-то ей смутно показалось, будто она уже видела прежде это грубовато-красивое лицо.

Значит, Тамилла — одна из служанок магараджи. Ну и чти? Никогда и ничем не обидела Варенька ни одну из многочисленных девиц, легко и бесшумно, словно прелестные разноцветные тени, сновавших по дворцу и являвшихся порою еще прежде, чем их успевали позвать.

Ей-богу, она не могла припомнить ни одного за собой грубого слова! Все-таки, конечно, Тамилла ее с кем-то перепутала. Возможно, в гостях у магараджи, который часто зазывал к себе европейцев, была еще одна белая женщина — какая-нибудь леди, жена английского офицера или чиновника Ост-Индской компании, она-то и обошлась плохо с бедной Тамиллой. Известно: для индусов все европейцы на одно лицо, так же, впрочем, как индусы — для европейцев, особенно поначалу, с непривычки.

— И все-таки ты ошиблась, — мягко сказала Варенька, стараясь и голосом, и взглядом, и улыбкою расположить к себе Тамиллу, в которой продолжала видеть будущую сообщницу. — И тебе совершенно необязательно так свирепствовать, тебе не за что меня ненавидеть!

Пухлые губы медленно разомкнулись в улыбке, открыв два ряда жемчужных зубов — мелких, будто у хищного зверька.

— О нет! — хмыкнула Тамилла. — Мне есть за что ненавидеть тебя, да и тебе есть причина ненавидеть меня.

— Вот глупости! — сердито сказала Варенька. — Ну глупости — И все тут! Какая же это причина, интересно знать?

Тамилла глядела на нее прижмурясь, будто сытая кошка. Отвращение на ее лице мгновенно сменилось довольством, и Варе стало жутко. Теперь она проклинала себя за то, что задала этот вопрос. Какая-нибудь ерунда, конечно, а все-таки страшно… просто мороз по коже!

И оттого еще страшнее, что совершенно непонятно: почему она так испугалась?

Она уже хотела отмахнуться, бросить Тамилле пренебрежительно: «Чепуха! Мне об этом и знать-то не хочется. Ты, верно, спятила!» — или вовсе прикрикнуть на нее, чтоб не забывалась, помнила свое место…

Однако Тамилла опередила ее. Маленький влажный язычок скользнул по губам (почему-то Вареньке сделалось нестерпимо от этого змеиного движения!), а потом она выплюнула-таки сгусток яда:

— Почему? Да потому что мы с тобою на одном жеребце тряслись. Только в разное время! Поняла?

Вот именно: сначала Варя ничего не поняла. Смотрела, растерянно моргая, удивляясь, почему вдруг захолодели щеки. Потом поняла: это вся кровь отлила от них, прихлынула к сердцу и заставила его так часто, так больно забиться, что Варя принуждена была зажать его обеими руками. Жалобный стон сорвался с ее уст — и вместе с ним, чудилось, изверглось все ее дыхание. Похолодевшая, окаменевшая, замерла она перед улыбающейся, красивой Тамиллой, и наконец-то весь смысл слов этой твари дошел до сознания. И тогда все существо ее восстало против отвратительной клеветы, а приступ злобы вернул ей силы.