81  

Бушуев и Реджинальд стояли, вцепившись друг в друга.

Василию и Вареньке сам бог велел сделать то же самое.

Но они так и не разомкнули объятий, когда купец вдруг оттолкнул англичанина, бросился к самому краю обрыва и, рискованно перегнувшись через какой-то куст, попытался заглянуть в черный провал.


— Сагиб ищет тигра? — послышался спокойный голос Нараяна, который успел поймать Бушуева за пояс в то самое мгновение, когда куст под его тяжестью вдруг мягко поехал с обрыва, увлекая за собою неосторожного русского. — Он убежал по дну пропасти.

Голос у Бушуева прорезался не сразу.

— Но я готов был поклясться, что ты, чертов индус, свалился туда, вниз!! — наконец смог проговорить он, с восхищением вглядываясь в спокойные черты Нараяна.

— Джунгли часто мутят разум ночного путника, — ответствовал тот.

— Вы прогнали его? — задыхаясь, воскликнул Реджинальд. — Вы спугнули его? Но как? До такой степени испугать тигра мог только огонь, выстрел!

— Разве сагиб слышал его звук? Или видел у меня в руках кайдук [24] с треногою? — спокойно вопросил Нараян, и только слух оскорбленного спортсмена, каковым был Реджинальд, смог уловить в его тоне легкую — о, самую легчайшую! — усмешку.

Однако крыть, что называется, было нечем: пришлось сцепить зубы и выслушать окончание тирады:

— Огнестрельное оружие только у вас, европейцев, считается единственным или, по крайней мере, самым верным способом одолевать диких зверей. У нас, дикарей, есть и другие средства, даже более опасные. Бенгалец с дубиной и саблей спокойно идет на тигра своей родины — свирепейшего из всех тигров Индии…

— Но у тебя ничего не было: ни дубины, ни сабли! — рявкнул Реджинальд, уже почти не владея собой — в основном потому, что этот туземец, чудилось, разговаривал свысока со служащим Ост-Индской компании!..

Однако последовавший затем поклон индуса был исполнен самого глубочайшего почтения.

— Сагиб-инглиш всегда прав! У меня не было ни дубины, ни тальвара! — сокрушенно согласился Нараян и вновь зашагал по тропе.

Реджинальд, деревянно переставляя ноги, замаршировал следом. За ним плелся Бушуев, все мысли которого были поглощены только одним: как этот чертов индус умудрился мгновенно восстать из пропасти, куда он только что громоподобно сверзился вместе с «лесным раджой»?

— А ну, большое дело, подумаешь! — наконец сказал он с вызовом. — Помню, был один мужик в деревне… сказывали, с лешим он знался. Выйдет, бывало, в чащобу, свистнет гораздо-гораздо — и тут пойдет, пойдет по дебрям вихорь большой, такой большой, что ели вершков по шести толщиной так и гнет к земле! А вихрем леший идет. Станет перед колдуном, как человек: волосья на голове долгие, и весь растрепанный, одежа наизнанку выворочена, — и спросит: «Чего тебе надо от меня?»

А тот ему нужду свою вымолвит: корову пропавшую отыскать, или дичи к охотничьим угодьям нагнать, или волков от деревенской околицы отвадить. Тот все и сделает, как сказано. Может, и наш дикарь с таким же лешим знается — тутошним, джунглевым? И сей леший все по его указке сделал, тигра отогнал? Как думаете, люди добрые?

Ответа не было. Только тут Бушуев сообразил, что рассуждал по-русски, а значит, спорить или соглашаться могут только двое: дочь и ее жених, но им было не до тигра и не до лешего! Варенька забыла об отце, забыла обо всем, вдруг схваченная крепкими руками Василия и лишенная его жадным ртом возможности говорить.


Обоих шатало от неудовлетворенного желания. Этот путь в джунглях был для них истинным via dolorosa [25], потому что мысли и чувства их сплетались так же тесно, как лианы, обвившие стену деревьев. Они не могли понять, откуда, как возникли эти чувства, лишившие их всякого рассудка. Где-то на окраинах сознания Василия иногда маячила избитая незнакомка с окровавленным ртом, однако его сердце ни малейшим содроганием не отзывалось на эту картину, прежде внушавшую ему самое лютое отвращение. Жизнь его и Вареньки началась с того мгновения, когда они влились в череду любодействующих божеств Мертвого города. Нет, еще там, на Башне Молчания, когда ее грудь мимолетно коснулись его груди, и, чудилось, искра проскочила между их столкнувшимися телами — будто два кремня ударились друг о друга… Нет, смятенно думал Василий, все это началось еще раньше, когда он хлестал коварную голубую розу и знал, что готов вырвать себе сердце, чтобы приложить его к ране на теле Вареньки — подобно тому, как Нараян приложил к ней змеиный талисман…

  81  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×