Любовные чары

– А вы будто не знаете, – устало бросила Джессика. – Делаете вид, что не догадываетесь? И что вы тут ни при чем, да?

– Я не желала ей зла, – горячо сказала Марина. – Да, Глэдис обманула меня, но ведь она действовала не по своей воле…

Джессика вскинула голову.

– Глэдис? – переспросила она хрипло. – А кто говорит о Глэдис?

У Марины замерло сердце.

– Джессика, кто погиб? – быстро спросила она, глядя с тоской и ужасом, потому что уже знала ответ до того, как он прозвучал.

– Урсула.

Марина зажала рот руками, в ужасе, немо глядя на Джессику.

– Урсула…

– Да, она убита. И сколько же страху натерпелась перед смертью! Так мчаться по парку, как она, может только человек, гонимый самым лютым, нерассуждающим ужасом. Будто увидела призрак… своей смерти.

– Призрак? – слабо прошелестела Марина эхом.

– Ну да, – кивнула Джессика. – Видите ли, хоть Урсула и вела себя так, словно только и мечтала повидаться с леди Элинор, с человеком на деревянной ноге или бедным поэтом, она в самом деле была до чрезвычайности пуглива. Чуть ли не в обморок падала от любого внезапного звука за спиной, никогда не гасила свечей на ночь, а если и выходила по ночам из своей спальни, то лишь когда безумие совершенно овладевало ею. После таких путешествий она долго билась в припадках, изгоняя из себя ночные страхи.

– Вы хотите сказать, – с трудом собирая мысли, забормотала Марина, – что Урсуле привиделся призрак и она бежала от несуществующего преследователя?

Джессика выпрямилась и глянула на нее вприщур. Будто лезвием полоснула!

– От несуществующего преследователя? О нет, я вовсе не это хочу сказать. Призрак не задушил бы несчастную даму ее собственной фатой! Я хочу сказать, что преследователь изображал привидение, зная, что это может лишить Урсулу остатков разума и сил. А потом, когда это произошло, он без помех, хладнокровно задушил ее, на всякий случай сбросив еще и с башни. И знаете что, Марион… Я уверена: убийца изображал не человека на деревянной ноге и не поэта, убившего брата. Думаю, он принял облик леди Элинор, ибо именно ее больше всех почитала и боялась безумная Урсула. А потом, сделав свое страшное дело, убийца вернулся к себе и снял ужасный наряд – какой-нибудь белый балахон, испятнанный кровью, и кровавые тряпки, которыми обвязывал запястья, чтобы уподобиться леди Элинор. И еще. Мне кажется, что убийца – женщина, совершенно убежденная в том, что никому и в голову не взбредет ее заподозрить. Она была уверена в своей безнаказанности, а может быть, убийство опьянило ее. Говорят, такое случается! Словом, она не позаботилась получше спрятать свой страшный карнавальный костюм, а бросила его в первый попавшийся угол… Где он и валяется до сих пор! – воскликнула Джессика, наклоняясь и доставая из-за шкафа комок белого, испятнанного кровью тряпья. – Или вы скажете, что вам это кто-то подбросил в вашу запертую изнутри комнату?

Марина ничего не сказала: не могла.

Ноги подкосились, и она резко села на кровать.

Джессика, даже не взглянув на нее, прошла к двери и распахнула ее. Вошел Десмонд. Марина лишь вздохнула – да так и замерла с полуоткрытыми губами. Десмонд тоже не глядел на нее: только на одежду в руках Джессики.

– Так… А ведь я тебе не поверил, – хрипло выдохнул он и поднял измученные глаза на Джессику.

– Это… и в самом деле кажется непостижимым. Надо еще проверить серое платье, – сказала та.

– Да, проверь, – безжизненным голосом проговорил Десмонд. На Марину он не глядел, словно ее и не было в комнате.

Джессика тоже смотрела только прямо перед собой, когда огибала кровать и шла к шкафу. Без спросу она открыла его, без спросу принялась рыться в вещах, и Марина вдруг испуганно обхватила себя за плечи – ей захотелось убедиться, а в самом ли деле она здесь сидит. Может быть, ее и вообще нет в комнате, раз Джессика ведет себя столь бесцеремонно, а Десмонд стоит как неживой и тупо верит напраслине, которую возводит на нее Джессика?

Но именно в то мгновение, когда Марина убедилась в реальности своего существования, Джессика выхватила из шкафа платье и подбежала к свету.

– Вот пятна! – воскликнула она торжествующе. – Я так и знала, что она не позаботится их свести. Она не сомневалась…

– Да, – тем же мертвым голосом молвил Десмонд. – Она не сомневалась ни в себе… ни во мне. А напрасно.

Тут он наконец поднял глаза, но почему-то не смотрел в лицо Марины, а на ее руки, которыми та все еще ощупывала свои плечи.