Жили-были. Русские инородные сказки – 7

С Туттой случилась цыплячья истерика, когда вместо одного знакомого лисенка она увидела двух, причем второй постоянно канючил, что теперь она за него в ответе. Малыш оплакивал потерю Карлсона – тот быстро сообразил, что вареньем здесь не пахнет, и улетел обниматься к бабушке. Буратино тыкал носом в корму, как дятел, пока ему не пригрозили, что сделают из него спасательный плотик. И где-то в кильватере плыли Золотая рыбка и Медвежонок, думавший, что он старенький подслеповатый кит.

Даня очень устал. Пассажиры шумели, ссорились и хотели есть.

– Пчел надо найти, – убеждал всех Вини-Пух, – пчелы – они такие…

– Типа бабочек? – заинтересованно уточнил Хемуль, уже засунувший в банку фею Динь-Динь и какого-то кузнечика с вывихнутым плечом.

– Псих! – сказал Ежик.

– А вот луковицу можно погрызть, – предложил хозяйственный Матроскин, выволакивая из угла уже слегка проросшего Чипполино. – Если у вас коровы тут нет.

На ковчеге явно готовился бунт, а никакой горы Арарат, ни даже просто кусочка земли видно не было. Голубя, кстати, тоже не было, и Даня пожалел, что им не читали сказку про принцев-лебедей. Или хотя бы про гадкого утенка.

Пеппи положила лошадь на палубу и шагнула к Дане.

– По бим-бом-брамселям, – сказала она мрачно, – мой папа тоже капитан, отзынь от штурвала.

– Сама отзынь, – не растерялся Даня. – Это мой ковчег.

– А вот и нет, – встрял Чебурашка, – теперь он общий!

– И называться будет «Иван Федорович Крузенштерн», – добавил Матроскин. – Я, между прочим, тоже в полосочку не просто так.

– А мой дедушка… – начал Пятачок, но его быстро замолчали, потому что он все-таки был Очень Маленьким Существом.

– Можно посадить вот этого, – Муми-папа показал на тоскующего Даню, – на крокодила. И пусть найдут землю.

– Псих, – сказал Ежик.

– Я так не играю, – возмутился крокодил Гена, – пусть сам плывет. Он это устроил, вот пусть и плывет.

И все как-то сразу согласились и стали теснить Даню к корме – он обреченно пятился, но вдруг споткнулся о Винни-Пуха.

– Шшшш, – прошептал Винни-Пух. – Я слышу жжж, и это жжж неспроста.

Все задрали головы, даже голова Чеширского кота. Высоко в небе виднелась крошечная точка, и точка эта действительно жужжала и приближалась.

– Пчелы, – нежно сказал Винни-Пух.

– Псих, – сказал Ежик.

– Комета, – сказал Муми-тролль.

– Пионеры, – сказал Чебурашка.

– Карлсон! – сказал Малыш. – Он вернулся!

И он действительно вернулся. Пыхтя и заваливаясь на бок, Карлсон опустился на палубу, неодобрительно огляделся и выплюнул изжеванный масличный лист.

– Поведешься с вами – научишься есть всякую гадость, – пробурчал он. – А теперь – может, у вас найдется самая большая банка варенья?

Даня стоял на мостике и смотрел в горизонт. Где-то впереди, за синими ковролиновыми волнами, была земля. Нянечка Рита вполне сойдет за Арарат, быстро придумал Даня. И нянечка вполне сошла.

Вечером, умытый и упижамленный, Даня лежал под боком у папы и слушал про мифы и легенды Древней Греции. У Дани зрел новый план, и главное было – не уснуть и успеть обсудить его с клетчатой собакой Тяпой.

Н. Крайнер

Город-маятник

У нас в городе есть башенные часы. Большие, старые, хотя им не больше года. Просто колдуны сказали, что в каждом уважающем себя заколдованном городе должны быть башенные часы. Ведут они себя, кстати говоря, как хотят: то показывают правильное время, то врут безбожно, то стоят на месте, то вообще отворачиваются от всех, демонстрируя колесики и пружинки. Но самое главное в наших часах это даже не циферблат – это маятник. Огромный, массивный и совершенно неподвижный. По крайней мере, я не видела, чтобы он хоть раз сдвинулся с места. Кто-то говорит, что один раз маятник все-таки качнулся, но мало ли что говорят.

А вчера из квартала молчунов к нам пришел один. С деловым таким видом. Подошел к часам, осмотрел их внимательно, только что не обнюхал, и уселся рядом. Достал из рюкзака бутылку с водой, ворох каких-то бумажек, закурил трубку и сидит себе. Разумеется, весь город сбежался на него смотреть, молчуны к нам вообще нечасто приходят, а уж чтобы так себя вести – никогда такого не было.

И вот, в общем, стоим мы все, ну то есть не все, а самые смелые, молчунов побаиваются все-таки, и смотрим на него. А он на нас не смотрит, курит трубку, роется в этих своих бумажках, думает о чем-то. В общем, всем надоело смотреть, и кто-то из толпы, может быть, старый Джон, а может быть, одна из тетушек-кошек, спросил, а чего он тут сидит.