Венецианская блудница

14

Еще одна переправа

И только теперь, только здесь, в России, родившаяся и выросшая в Италии Лючия поняла всю сладость предвкушения мести.

Остаться здесь смиренной женушкой при князе, который открыто отдает предпочтение своей любовнице? Да никогда в жизни! Ничего, на свете есть немало мужчин, и князя Андрея хватил бы удар, узнай он, сколько их раздвигало ноги его невинной княжне, залившей брачную постель таким количеством крови, что хватило бы на нескольких девственниц. У Лючии начинались судороги от злорадного хохота, когда она вспоминала, как искала кухню в свою первую брачную ночь. О, она скажет это Извольскому, с наслаждением бросит это ему в лицо. Шишмарев и вообразить не в силах, какую, оказывается, изощренную месть он приготовил князю. Если обманутого и пожалел бы кто, то уж после истории со свиной кровью князь Андрей сделается истинным посмешищем. На нем живого места не останется от колких взглядов и словечек. Да его просто-таки распнут издевками! Лючия снова затряслась в нервическом припадке злобного веселья, и домашний парикмахер Ванечка жалобно застонал:

– Да барыня же! Да бога ради! Мочи нет, ну никак с вами не сладить!

– Ну что ты там накручиваешь? – буркнула Лючия, недовольно глядя в зеркало. – Зачем эти букли? Забери волосы все наверх, вот так, и собери лентою. Пусть локоны свободно развеваются. Они и без того красивы. – И она умело изобразила прическу, которую хотела бы увидеть на своей голове, зная, что такие локоны идут ей бесподобно. Ей хотелось, чтобы князь Андрей перед их вечной разлукою убедился, как она неотразима, и остался с разбитым сердцем.

Впрочем, пока что сердце заболело у самой Лючии, и она не сразу заметила, как вытянулось и без того длинное, веснушчатое лицо Ванечки, отраженное в зеркале.

– Спаси Христос, барыня! – воскликнул он громким шепотом. – Просите сами чего не зная. Это ж любимая прическа государыни Елизаветы Петровны. И ни одна дама во всей империи не смеет причесываться так, как она!

Лючия завела глаза. Она уже была наслышана про немыслимую ревность Елизаветы к красивым женщинам. Всего лишь год назад на Васильевском острове в Петербурге были публично пороты кнутом и заклеймены «с урезанием языка» две красивейшие и знатнейшие дамы России: Наталья Федоровна Лопухина и Анна Гавриловна Бестужева-Рюмина. Во всеуслышание их обвиняли в сочувствии Брауншвейгской фамилии и свергнутому императору Иоанну Антоновичу, хотя всем было доподлинно известно, что дело состряпали французы, желавшие устранения канцлера Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, чьей невесткою была Анна Гавриловна. Ну а Наталья Федоровна Лопухина, шептали злые языки, пострадала более всего из-за того, что была слишком уж красива, а оттого люто ненавидима императрицею… И по лицу Ванечки было видно, что он скорее руку себе даст отрубить, чем соорудит на голове барыни то, что может помешать этой голове крепко держаться на плечах.

– Ну хорошо, – со вздохом согласилась Лючия. – Причеши меня как хочешь, но оставь побольше локонов свободными. Да поскорее, князь и без того гневается.

Надо полагать, он и правда гневался: ведь прошло уже три часа, как Лючия начала одеваться, и, видит бог, она делала все, что в ее силах, чтобы затянуть этот процесс. Шишмаревская месть князя еще ждет. Ее – уже начала осуществляться.

Выбор нарядов у нее был не больно-то богат: все, что успела пошить за неделю под руководством Ульяны целиком засаженная за работу девичья. Немалый багаж Лючии Фессалоне уехал в Италию вместе с Александрой Казариновой. У Александры Казариновой, как известно, вещей при себе было мало, да и все эти давно вышедшие из моды, чрезмерно скромные вещи Лючия надела бы только в том случае, если бы отправлялась не на бал, а на вечное заточение в монастырь. Однако у нее уже появилось три или четыре платья: зеленое (ее любимый цвет!), лиловое, нежно-розовое и ярко-алое, шитое золотой нитью и задрапированное золотым кружевом, не венецианским, понятно, однако совсем даже недурным. Его-то она и выбрала для сегодняшнего дебюта. Никаких пастельных тонов, приличествующих юной новобрачной! Она уничтожит, раздавит князя Андрея – его кровь будет менее заметна на ее роскошном алом платье! И никаких невинных жемчугов. Бриллианты, рубины, побольше массивного золота из ларца с фамильными украшениями княгинь Извольских. Если потребуют обстоятельства, Лючия гордо сорвет их с себя на балу и эффектно разбросает под ноги любопытной толпе. Если же придется отбывать в спешке, она охотно возьмет эти милые сувениры на память о своем недолгом замужестве и о тех нескольких ночах, когда она наслаждалась князем. Впрочем, об этих ночах ей не нужно никаких воспоминаний, она их и так не забудет…