Твой враг во тьме

Дмитрий осмотрелся: если верить черноглазой бабе, за осинами и лежит та прогалина, куда упал вертолет доктора. Почему же он упал? Напоролся на молнию или впрямь было что-то с мотором? Доктор же небось так спешил удрать, что не слушал механика! Поспешишь – людей насмешишь. Да уж! Сходить посмотреть?.. Только сначала надо немного прийти в себя. Нет, а правда – что он будет делать, если доктор и в самом деле жив? Хотя вряд ли. Дмитрий не раз и не два видел, что остается после падения вертолетов… Кстати, можно туда вообще не идти и предоставить все естественному ходу событий. Это самое разумное, пожалуй.

Он отыскал в камышах свои вещи, открыл пакеты с едой, разделил хлеб и сухую колбасу. Лёля с ужасом уставилась на базуку:

– Неужели мне и это придется нести?! Она для чего? Это ручная пушка? Она в самом деле способна выстрелить? Могу себе представить! – В голосе ее звучало презрение.

– Давай я понесу! – вызвалась Олеся. Забыв про еду, она с восхищением водила пальцами по красному сверкающему дулу и норовила нажать на курок.

– Хотите, я?.. – донесся голос – тихий, как шелест травы, но все обернулись так резко, будто рядом ударил гром.

Олеся вскрикнула, Лёля испуганно махнула рукой, а Дмитрий шумно выдохнул сквозь зубы, силясь сдержать невольную дрожь, пробежавшую по плечам.

Да, Леша мог напугать кого угодно – этим своим бледным, заострившимся лицом и провалившимися глазами, рваниной, в которую превратилась его одежонка. Похоже было, что он продирался сквозь непроходимые заросли и все ветви этого леса пытались его удержать. Мальчик еле стоял на ногах. Даже козленок, которого он прижимал к груди, казался смертельно усталым и не взмекивал по своему обыкновению.

– Ой, Лешенька… – прошептала Лёля. – Откуда же ты взялся?

Мальчик не обратил на нее внимания – смотрел на Дмитрия и беспамятного Семибратова, лежащего на траве.

– Так и помрет без отпевания… – проговорил вдруг, но не своим, тонким, ломким, а чужим, лишенным живых красок голосом.

– Типун тебе на язык, – огрызнулся Дмитрий. – Он жив, может быть, еще и очухается! Ты лучше скажи, куда пропал. Я уж думал, тебя на том сеновале вместе с Андреем…

– На сеновале? – пробормотал Леша, и видно было, что он с трудом соображает, о чем идет речь. – Не помню… я от старосты убежал. Он за мной гнался, а я убежал. Ты меня старосте не отдавай, не то он меня, как бабку, в болоте затопит!

– Что?.. – выдохнула было Лёля, но только зажмурилась, подавившись дальнейшими словами.

Олеся между тем выпрямилась и как зачарованная пошла к Леше, бормоча:

– Ой, он кто? Это братец Иванушка? Твой козленочек заколдованный? Можно я его поглажу?

Дмитрий и Лёля молча смотрели, как мальчик передал Олесе козленка, как они стоят, быстро, тихо перешептываясь. Все трое по очереди откусывали от бутерброда и яблока, которые держала Олеся.

Лёля уткнулась в плечо Дмитрия, и слезы согрели его холодную кожу.

С усилием поднял руку и погладил по спутанным волосам:

– Ну, чего ты? Потерпи еще немножко! Все живы, дети вон… Ну, не плачь, пожалуйста!

– Ой, я не могу, не могу! – шептала Лёля задыхаясь. – Это просто… я не могу! Как же все это?.. Или мы правда произошли от каких-то зверей? А если людей создали боги, почему мы такие жестокие, страшные? Или в той программе, которая заложена в нас, благодаря которой мы должны быть добры и великодушны, произошел сбой? Глюк проскочил?

Дмитрий кивнул:

– Может, и так. А ты не думаешь, что они там… наверху… наоборот, все именно такие, что там как раз норма – изощренная жестокость, а милосердие – это и есть глюк в программе?.. Ладно, давай собираться. Неспокойно тут. Скорее бы дойти до машины, там отдохнем.

Теперь ношу распределили так: Олеся взяла козленка, Лёля – одну из сумок и базуку, а малость оживший Леша навьючил на себя рюкзак. Дмитрий боялся, что мальчишка рухнет от этой тяжести, однако у того на лице появилось непривычное упрямое выражение и даже щеки зарозовели. Похоже было, и впрямь дойдет и донесет! Ну а сам Дмитрий, разумеется, опять взвалил на спину Семибратова.

Они шли по руслу реки, старательно обходя деревню.

«Глюк в программе, – твердил про себя Дмитрий. – Глюк в программе… грамме… гамме…» И снова: «Глюк в программе…»

Он не отдавал себе отчета в мыслях, просто ритм этих слов точно совпадал с ритмом ходьбы и, как ни странно, помогал не сбиваться с шага. Впрочем, эта хитрость известна пешеходам и бегунам небось еще с доисторических времен. Только поэтому и были придуманы боевые барабаны и строевые песни. А также пионерские речевки: