Компромат на кардинала

Хотелось убить, а оказалось – нельзя. Но, видимо, человечность вернулась к нему слишком рано, серый был еще не сломлен. Он вдруг сделал какой-то хитрый рывок, выскользнул, при этом ощутимо пнув в бок Федора, а когда тот конвульсивно согнулся, серый вскочил и на полусогнутых кинулся бежать, бросаясь то вправо, то влево, словно сбивая прицел, широко расставив руки, пытаясь удержать равновесие, потому что нападение и для него не прошло даром, конечно, небось все плыло перед глазами, но тем не менее двигался он довольно-таки целенаправленно, а Федор понял это не сразу. Думал – этот гад просто бежит наутек, и он его еще успеет достать.

Вдруг зашумел мотор, и с проезжей части на бордюр скверика лихо заскочила грязно-серая побитая «волжанка«.

Тут до Федора дошло: враг уходит. Может уйти!

– Стой! – вскочил он, прицелился: – Стой, стреляю!

Поздно – серый ворвался в распахнувшуюся дверцу машины, ноги его еще тянулись по земле, а «Волга» уже тронулась. Взревела на полных оборотах – и исчезла за углом, оставив зазевавшемуся и все прозевавшему победителю эту привилегию: выбежать из сквера, размахивая пистолетом, чтобы убедиться – добыча ушла, вокруг пусто, как по заказу, никого нет, кто бы хоть номер разглядел…

Хотя при чем тут номер? Номер в таких ситуациях вообще ничего не значит, номера лихие люди, если надо, могут на своих машинках хоть через каждый час менять.

Федор постоял, тяжело дыша, вглядываясь в безответные сумерки. Потом спрятал пистолет под борт куртки – на это все же хватило ума, чтобы не пугать слабый пол, отвел волосы со лба и даже попытался придать лицу человеческое выражение. Тут его что-то обхватило за колени, и он еще был в таком взбудораженном состоянии, что чуть не сделал соответствующий рывок, после которого захват ослаб надолго бы… надолго. Но он спохватился и сперва посмотрел вниз, прежде чем дергаться.

Круглая рожица, глаза как блюдца, курносый носишко и щербатенькая улыбка:

– Здравствуйте. Я вас сегодня в самолетнике видела. Вы на мою шапочку смотрели. Нравится? Это мне мама сама связала.

Понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя и сообразить, що цэ такэ – «самолетник». Ну да, словечко «аэропорт» Катерине еще выговорить слабо?. Помнится, были такие люди в XIX веке, которые никак не могли смириться с иностранными заимствованиями, они хотели, чтобы философию называли любомудрие, галоши – мокроступы, еще какие-то такие словесные приколы придумывали. Федор здорово повеселился, когда про них в первый раз услышал, это потом он узнал, что славянофилы не только прикалывались лингвистически, но и Россию спасали. Катерина, часом, не будущая славянофилка? Ну, если Федору удастся приложить руки к ее воспитанию, именно таковой она и вырастет.

– Привет, – сказал он, придерживая ее за худенькие плечи, чтобы не отходила.

Диковинное это было ощущение – обнимать кроху, прижавшуюся к его коленям и вот так глядящую снизу вверх. Он вообще любил детей, и они его любили, оттого в школе с детьми ему было куда легче и проще, чем с «любомудрыми» училками, но вот такого теплого ощущения своего , родного существа рядом еще ему как-то не приходилось испытывать.

Он быстро погладил девочку по ее помпончикам, оглянулся на Тоню – она-то там как?

Она была в порядке, смотрела на Федора огромными изумленными глазами, словно не верила, что это – он, однако особого страха на ее лице не было, она даже не побледнела. Наверное, она даже не испугалась, даже понять не успела толком, что происходит. Ну и отлично, значит, он все-таки успел вовремя.

Федор мельком улыбнулся ей и снова опустил глаза к девочке:

– Привет. Меня дядя Федор зовут, а тебя?

– Катерина. А ты тот самый дядя Федор?

– Ну да, тот самый, – согласился он на всякий случай, вообразив, может, Тоня что-то рассказала о нем дочери, пока забирала ее из детсада.

– А где кот Матроскин? А Шарик?

– А, ну да, – хмыкнул Федор, сообразив наконец, к какой классической величине его приравняли. – В деревне Простоквашино, где ж им еще быть?

– Они охраняют твой дом? – с прежней серьезностью спросила Катерина, совершенно как мама кивая и поднимая при этом брови, отчего «дядя Федор» просто-таки мурлыкать был готов, вроде того кота Матроскина.

Подумал: если все сладится так, как он хочет, надо будет сразу съездить с Катериной на Канавинский базар и выбрать ей собаку или кота. Еще в Доме культуры на Покровке всякие там выставки кошек проводятся каждое воскресенье. Хотя почему – «или»? «И», не «или»! А может, даже и не одну собаку завести. Какого-нибудь здоровущего пса, чтобы жил во дворе и встречал страшным басистым тявканьем всякого прохожего-проезжего человека, а еще одного в доме держать. Изысканного афгана, или болонку, или кокер-спаниельчика симпатичного – ему все равно, лишь бы девочка была довольна. Рыбок купить, самых что ни на есть чудных, черепах водяных. Хотя они, говорят, растут к изумлению хозяев: ему рассказывали об одних таких бедолагах, которые завели экзотических черепашек в аквариуме, а теперь в ванне их держат и, чтобы помыться, пересаживают этих пятнистых красоток в разнообразные тазики. Суп из них сварить гуманизм не позволяет, да и кто знает, может, именно эти черепахи какие-нибудь ядовитые. А, ничего, дом у Федора большой, даже бассейн есть, так что нехай черепахи растут, пока не надоест! Теперь, когда он спас эту женщину, которую для себя в жизни отыскал, и ее дочку, Федор сделался на диво снисходителен ко многому. Но отсюда надо бы уйти поскорее, вдруг эти ребята где-то поблизости крутятся? Ах, дурак, дурак, ну почему он не взял машину?!