Главный приз

— Вы о чем думаете?

— О деньгах, — честно ответила Юлия и увидела, как лицо Виктора вытягивается с выражением удивления и даже разочарования.

— И что вы о них думаете? — недоверчиво спросил он.

— Как я их тратить буду. — Юлия почти торжественно подняла стакан, помедлила, разглядывая его на свет, и лихо допила вино, стараясь не морщиться.

— Понятно, — задумчиво покивал Виктор. — Конечно, как тратить… Как я сразу не понял? С такой улыбкой не думают о том, как заработать деньги. С такой улыбкой думают только о том, как их потратить.

— Я никогда не думала о том, как заработать…

Юлия хотела сказать, что всегда знала, как зарабатывать деньги. И зарабатывала. Наверное, не столько, сколько эта троица. Ну и что? Посадить бы их в какой-нибудь глухомани, в какой-нибудь опустевшей, забытой, умирающей деревне, в старом, сто лет не ремонтированном доме с очень сомнительными удобствами, да с сотней не очень здоровых ребятишек, да месяцами без зарплаты, да с половиной штата, да с универсальным набором неприятностей… Вот интересно, сумели бы они как-то зарабатывать при таком раскладе? Или сидели бы и думали — как? А с другой стороны, зачем им все это говорить? Не поймут. Другая порода.

— Правильно, — одобрительно сказал Алан. — Женщина должна думать, как потратить деньги. Мужчина должен думать, как дать деньги женщине. Это правильно.

— Дай мне пару тысяч, — быстро сказала Катерина. — Я знаю, как потрачу.

— Фунтов или долларов? — хладнокровно уточнил Алан.

…Ух ты! Другая порода, совсем другая порода. Пару тысяч… Фунтов или долларов… А она тут вычисляет, сколько рублей проглотила. Надо полагать, еще сотня-полторы их не разорит. Где тут икра была? Вот она. И масло еще не растаяло.

Юлия вдруг развеселилась, представив, что сказала бы мама Нина по поводу ее сомнений «есть или не есть, пить или не пить». Все, никаких сомнений. Тем более что есть вдруг ужасно захотелось. Она уминала бутерброд с икрой, закусывая его салатом из помидоров и огурцов, с удовольствием поглядывала на люля-кебаб и с удовольствием же слушала, как Катерина выторговывает у Алана еще хотя бы пятьсот… хотя бы долларами… Или лучше уж сразу тысячу, для ровного счета. Бог троицу любит.

— Чего ж ты сразу двенадцать не просишь? — Юлия решительно придвинула люля-кебаб и подставила свой стакан, чтобы Алан и ей вина налил. — У Христа было двенадцать апостолов. По-моему, двенадцать — очень красивое число. Для ровного счета.

— Точно! — обрадовалась Катерина. — Алан, ну как?

— У Христа и тринадцатый апостол был, — напомнил Виктор, улыбаясь во весь рот и неотрывно глядя на Юлию.

— Правда! — обрадовалась Юлия. — Я забыла. Тринадцатую тысячу — мне, в качестве комиссионных. За хороший совет… достойный тринадцатого апостола.

Алан захохотал гулким пугающим басом. Катерина даже взвизгнула от восторга и закричала, что она согласна отдавать за такие советы тринадцатую часть денег, полученных от мужа, если, конечно, такие советы приведут к тому, что муж действительно будет давать ей по тринадцать тысяч сразу… Юлия что-то говорила, смеялась, чистила персик, пила вино… Виктор, уже не вслушиваясь в разговор, жадно следил за каждым ее движением, за каждым выражением оживленного лица, за блеском в глазах — золотой ободок вокруг зрачка теперь был очень заметен, и в нем что-то мелькало, вспыхивало, гасло, исчезало и на миг появлялось снова… Где ж он ее видел? И это румяное смеющееся лицо, и этот по-детски пристальный взгляд, а главное — эти движения, плавные, быстрые и точные, неуловимо переливающиеся друг в друга, сменяющие друг друга в завораживающем ритме ленивого пламени. Ю-ли-я. Ей очень идет ее имя. Даже Алан это понял. То все называл ее Джулия, а теперь выговаривает: Ю-у-ули-а. А Катька зовет ее Юлей. Глупая Катька. А Юлия — умная. Умная, красивая, странная. Вдруг сердится неизвестно почему, вдруг веселится непонятно с чего. Она веселится, смеется и пьет вино, которое ей явно не нравится, а в нем поднимается какое-то странное ощущение опасности. Или точнее — ощущение тревоги, смешанной с восхищением и острым интересом. Ой, Юлия, вы меня интригуете…

— Ой, Юлия, вы меня интригуете.

Он поздно понял, что сказал это вслух. Все замолчали и смотрели на него с ожиданием — что-то он еще скажет. И Юлия смотрела — пристально, серьезно и даже немножко будто обиженно.

— Как это — интригую? — подозрительно спросила она. — Чем это я вас интригую?