Главный приз

И об этом она тоже рассказывала Виктору, и уже не думала о том, интересно ему или нет, с профессиональной точки зрения уж точно было интересно, вон какие вопросы он задает… В этой своей лондонской клинике такого небось не видал. То есть всякое, наверное, видел — алкаши во всем мире олигофренов рожают. Но вряд ли в престижной клинике может оказаться сразу столько детей, которых с самого рождения загоняли в болезнь если не родные папочки и мамочки, так чужие тетеньки и дяденьки, в руки которых дети попадали Божьим попущением и судебным решением об опекунстве.

А потом от болезней разговор плавно перешел на врачей, и Виктор подробно повыспросил все о докторе Олеге, и Юлия с удовольствием рассказала все, что знала, про себя удивившись, зачем бы это Виктору знать, какого роста доктор Олег и брюнет он или блондин… Но, заговорив о докторе Олеге, никак нельзя было умолчать и о его хозяйственных начинаниях, приносящих интернату доход, без которого — хоть в прорубь головой… А заговорив о доходе, никак нельзя было умолчать и о том, что никакого самостийного дохода не хватит на ремонт старого дома, на мебель, учебники, одежду и медицинское оборудование, не говоря уж о лечении в специальных центрах — чтоб они провалились, какие деньги берут… В прошлом году восьмилетней Наде сделали операцию — у нее заячья губа была. За одну операцию и пребывание в клинике — весь доход от теплицы за год. Ну как вот так жить можно?

— Ты всегда все фотографии с собой возишь? — неожиданно спросил Виктор совсем не по теме разговора.

— Куда вожу? — удивилась Юлия. — Мне некуда их возить… Я вообще впервые за все эти годы из дому уехала.

Виктор смотрел на нее непонимающе и недоверчиво и наконец спросил:

— Почему?

Юлия вздохнула. Кажется, она достаточно всего наговорила, чтобы и так понятно было. Что тут еще объяснять…

— А куда мне ездить? И зачем? Да и дорого все это ужасно.

— Ну как, а отпуск… — Он хмыкнул и пожал плечами. — А потом — что значит «дорого»? По-моему, показатель качества жизни — не дорогие тряпки, а хороший отдых. Сейчас-то ты все-таки смогла путевку купить.

— Еще чего! Да если бы даже могла — все равно покупать не стала бы. Я ее выиграла.

— Как это? — удивился Виктор. — В лотерею, что ли?

— В конкурсе. Главный приз.

— Ой, как интересно. — Он оживился, заулыбался, задрал бровь, весело разглядывая ее лицо. — И что это за конкурс был? Спорим — конкурс красоты!

— Ну, в каком-то смысле, конечно, можно считать и так. — Она улыбнулась ему в ответ, принимая комплимент. — Но вообще-то это был скорее конкурс профессионального мастерства. Тоже в каком-то смысле.

— До чего же ты загадочная, Юлия, — сердито сказал Виктор. — Что хоть за конкурс такой? Или об этом даже говорить нельзя?

Вообще-то ей не хотелось об этом рассказывать. Почему-то она стеснялась того, что приходится выставлять свои тряпочки на продажу… Но еще меньше ей хотелось, чтобы он думал, что она выкидывает тысячи на какой-то дурацкий круиз, в то время как весь интернат копейки считает. И так она себя виноватой чувствовала. Лучше бы главным призом оказалась хорошая швейная машинка.

Виктор выслушал ее неохотные объяснения, повертел головой, вспоминая, с какой жадной завистью таращились бабы на тряпки Юлии, горячо одобрил приказ мамы Нины — непременно ехать в круиз, а потом опять стал спрашивать о доме, об интернате, о детях, о докторе Олеге, о бабе Насте, о Маше-младшей, о ближней рощице, об огороде, о братьях Июлях и о том, чем и как они помогают… Юлия рассказывала и опять радовалась, вспоминая всю свою жизнь в этом замечательном месте, в этой удивительной дыре, в этой сказочной глухомани на отшибе, и, рассказывая, жадно предвкушала возвращение, заранее наполняясь ощущением родного дома, и поэтому сначала даже не поняла, что спросил Виктор.

— Что ты сказал? — растерялась она.

— Что-то другое, — нетерпеливо повторил он. — Что-нибудь получше. Ты не пробовала поискать? С твоими данными можно найти работу гораздо престижнее. И, уж конечно, перспективнее. Ты что, всю жизнь в этой деревне собралась сидеть?

— Да, — помолчав, спокойно ответила Юлия. — Всю жизнь.

— Не понимаю. — Виктор растерялся и, кажется, рассердился. — Что тебя там держит? Что тебя там ожидает? Почему?..

Не понимает он. Чужой. Лондон он понимает. Ресторанную солянку за восемьдесят рублей понимает… Впрочем, что ей далась та несчастная солянка? У него вон ботинки за триста долларов и часы за полторы тысячи. Это он понимает. И престижная работа в престижной клинике, куда престижные не наши алкоголики за большие деньги помещают своих неудачных отпрысков, — Катька много чего ей об этом рассказала. Перспективная, стало быть, работа. Ее ожидают люди, без которых она не может жить. Ее семья, вот что ее там держит. Интересно, а его-то что ожидает? Ладно, наплевать. Не объяснять же всем и каждому, что да почему…