Главный приз

— На работу ходить не с кем? — с тем же спокойным интересом спросила она.

— Я тебя люблю, — сказал он и пошел к ней, почти злясь на нее за то, что надо вслух говорить такие слова, — это же весь мир и так знает, что же она очевидных вещей не видит? — Юлия, я тебя люблю. Я понимаю, я не самый совершенный образец на свете и, наверное, глупостей много наделал… Я дурак, прости меня… И я знаю, ты всегда успехом пользовалась, я и на теплоходе видел, как все вокруг тебя… Ты любого выбрать могла бы, хоть миллионера, хоть президента, хоть красавца какого-нибудь… Я все понимаю. Но учти: никто не будет любить тебя больше, чем я. Никто. Ты это учти, пожалуйста. Ты ко мне присмотрись повнимательнее. Может быть, во мне все-таки есть что-нибудь такое, что тебе понравится…

Он подошел к ней вплотную и, как ни странно, вдруг успокоился, отдышался и взглянул на себя будто со стороны. Поторопился, дорогой. Печально. Ну и пусть. Печаль моя светла…

— Так ты зачем приехал-то? — Голос у нее ну ни капельки не изменился.

Ах ты, Юлия Июль. И что мне теперь делать?

— И что мне теперь делать? — Он взял ее за плечи и слегка встряхнул, безуспешно пытаясь бороться с невероятным, ощущаемым каждой его молекулой, почти болезненным притяжением. — Что мне теперь делать, Юлия? Отпусти меня на волю.

— Нет, — ответила она ровно, и он чуть не застонал — не так от этого слова, как от тона, которым оно было сказано…

Юлия подняла лицо, долго молча смотрела ему в глаза, и Виктору вдруг показалось — она… плачет?

— Что? — быстро зашептал он, вглядываясь в ее лицо все ближе и ближе. — Что? Говори, Юлия, пожалуйста… Не отпустишь?

— Нет. — Она помолчала, шмыгнула носом и упрямо добавила: — По крайней мере, до тех пор, пока ты мне не скажешь, зачем сюда приехал…

— Жить, — сказал Виктор. Как-то все сразу взорвалось, разлетелось на атомы, а потом стало оседать, складываться в новую картину, и каждый атом занимал свое новое место — совершенно новое и очень правильное место. И все стало ясно и просто. — Я сюда приехал жить. Работать. Тебя любить. Цыпленка воспитывать. Маму Нину лечить. Крыльцо починять, а то верхняя ступенька на ладан дышит, ты заметила? Но это весной… А кран на кухне уже сейчас пора менять — того и гляди, зафонтанирует. Огород опять же копать придется. В общем, дел до бровей, на всю жизнь хватит. Конечно, если ты замуж за меня пойдешь. Пойди за меня замуж, Юлия Июль. Я тебя так люблю, что ты меня тоже полюбишь, я знаю, я психологию проходил.

— А если мама Нина… — Юлия запнулась и опять шмыгнула носом. — А если бы мамы Нины не было… Ты бы тогда увезти меня отсюда захотел, да?

Как жаль, что зима, и столько утепления на них наверчено, и тропинка скользкая… Сейчас бы взять ее на руки, укачать, убаюкать и нести на руках до самого дома, крепко прижимая к груди… И чтобы ее коса была обернута вокруг его шеи.

— Я первый раз и вправду потому приехал, что хотел тебя с собой увезти, — признался Виктор. — Все мужики — эгоисты, а я все-таки мужик… Мне так кажется, что я и тогда никуда бы тебя не увез… То есть, как бы ты решила — так и было бы. Ты мне веришь? Ты мне верь, я сроду столько правды в один прием не говорил. Юлия, я всегда рядом с тобой буду. Где ты — там и я. Только лучше бы ты замуж за меня пошла…

— Мне еще кое-что сказать тебе надо… Ужасное.

Она чего-то боялась… Виктор тоже вдруг запаниковал. Чего она боится? Того, что хочет ему сказать? Того, как он это может воспринять? Чего такого она может сказать, чего бы он не знал или чего заранее не мог бы оправдать и объяснить? Он любил ее такую, какая она есть, со всем, что в ней есть, со всеми, кто у нее есть. И всех, кто у нее есть, он тоже любил — и ее отца, и маму Нину, и Цыпленка, и даже доктора Олега, и весь этот странный интернат… Или у нее еще кто-то есть? Валерия говорила, что все мужики Юлии были оч-чень интересные…

— Не говори, — быстро попросил Виктор, крепко обнимая ее, прижимая ее голову к воротнику своей дубленки, чтобы не видеть ее лица. — Про своих мужиков ты мне ничего не рассказывай. Я ревную, а это нехорошо. Это стыдно… Умом-то я понимаю, а душа болит… Извини. Наверное, кто-то из моих предков был автором «Домостроя»…

Юлия вдруг смешливо фыркнула ему в воротник, отстранилась, потерла варежками щеки и спросила:

— А про моих мужиков ты откуда узнал? Тоже Валерия рассказала? — Она повернулась, пошла, на ходу оглянулась и буднично добавила: — У меня никогда не было никаких мужиков. Димка на свадьбе погиб. Больше я замуж не выходила. Так что я — старая дева. Пойдем уж, поздно… Заждались нас, наверное.