54  

– Взгляните-ка, Людмила Григорьевна, – произнес человек, притащивший Ирену. – Вышел, прошу великодушно извинить, за нужным делом, ну, облегчился, значит, и вознамерился возвернуться к стопам вашим, и тут глядь, а под окошком стоит вот эта девица, зачарованная вашим божественным пением, словно мореплаватели пением Цирцеи.

– Вы хотели, видимо, сказать, пением сирен? – огрызнулась Ирена, наконец-то вырываясь из рук этого человека и бросая на него уничтожающий взгляд. Сделать сие, впрочем, было нелегко, ибо он оказался очень высок ростом и в плечах широк чрезвычайно. Не диво, что из этих загребущих рук никак нельзя было вырваться.

Впрочем, он Ирену интересовал мало. Куда большее любопытство вызывала у нее госпожа Макридина, именовавшаяся Людмилой Григорьевной. На вид ей было около двадцати пяти лет. Судя по голосу, она должна была оказаться неким подобием кикиморы с гитарой. В самом деле, в руках она держала гитару с синим полосатым шелковым бантом, которые в Петербурге навязывали на гриф только мещаночки либо купчихи. Что же касаемо до внешности… Ирена увидела невысокую, весьма субтильную чернявую даму в амазонке цвета адского пламени, вышедшего из моды года четыре как и ныне почитавшегося в обществе весьма vulgar. Впрочем, Ирена мигом поняла, почему Людмила Григорьевна носила это платье. Амазонка туго обтягивала ее худенький стан и бросала отсветы на бледное, малокровное лицо, придавая ему некоторый румянец.

«Кому охота при красавице в дурнушках состоять?» – вспомнила Ирена аттестацию, данную Макридиной одним из болтливых слуг. Аттестация сия, надо сказать, показалась Ирене щедра непомерно! Даже при неверном ночном освещении видно было, что у Макридиной жидкие черные волосы, чье количество было не слишком-то искусно увеличено с помощью шиньона, на котором криво сидела маленькая черная шляпка – непременная подруга всякой амазонки. Из-под шляпки виднелась пышная, сильно взбитая челка, под нею – низкий лоб и востренький носик. От него расходились в стороны густые черные брови, слишком мощные для такого маленького личика. Подбородок был тоже востер и мал, а вот глаза и губы оказались у Макридиной очень хороши. Правда, этим полным, ярким, чувственным губам и большим черным глазам было, чудилось, тесновато на худеньком лице, однако они сразу приковывали к себе внимание.

Макридина улыбнулась – зубы тоже оказались белы и ярки, вообще улыбка весьма красила ее лицо, и Ирена подумала, что аттестация слуги, пожалуй, была вполне заслуженная. Нет, красавицей эту женщину не назовешь, однако сколько обаяния в улыбке!

– Кажется, вы, как, впрочем, и всегда, сели в лужу, Решето! – весело воскликнула Макридина, глядя на человека, приволокшего Ирену. – Сели в огромную лужу!

Причудливая и весьма дурно одетая публика, составлявшая свиту Макридиной, захохотала.

В голосе Макридиной тоже звучало злорадство – неприкрытое и очень обидное, поэтому неудивительно, что господин, названный Решетом (и носивший, судя по разговору слуг, фамилию Решетников), надулся и заговорил толстым голосом:

– Ошибочка вышла, дражайшая Людмила Григорьевна! Ни в какую лужу я не сел, как вы изволили сказать. Нашли с кем меня равнять, с девкою неграмотной! Чудо, конечно, что она вовсе слово такое слышала – сирены! Однако выходит совершенно по пословице – слышала звон, да не знает, где он. Сирены, эва хватила! Сирены те были ужасные существа с собачьими головами, которые обитали на скалах, самопроизвольно сдвигающихся, и они хватали мореплавателей с корабля баснословного эллина Язона, отправившегося к берегам туманного Альбиона с целью пораздобыть несколько золотого руна для пополнения своей обнищавшей казны.

Решето с важным видом умолк, а Ирена так и замерла, готовая не то хохотом разразиться, не то перекреститься от ужаса, услышав всю эту ахинею.

– Однако лихо же поднаторел Решето в науках гисторических! – завистливо пробормотал мелкорослый дворянчик с длинным конопатым носом. Очень может быть, это и был помянутый слугами Чиж, было, ну вот было в нем что-то этакое, чижовое… Впрочем, прозвище Стрекулист ему тоже чрезвычайно подходило.

– Ну-с? – с непроницаемым видом обернулась Макридина к Ирене. – Что скажешь на это? Лихо тебя Решето обрезал, а?

Ирена внимательней всмотрелась в темные глаза Людмилы Григорьевны. Мало что можно было там разглядеть. Губы сложены насмешливой улыбкой, и не поймешь, насмехается она над Решетом, который перепутал в мифологических сказаниях вообще все, что можно было перепутать, или сама ничего о них не знает.

  54  
×
×