Обручение на чертовом мосту

– Матреша, слышь-ка, может, тебе в ножки барину кинуться? С немцем проклятущим разговор пустой, а барин новый вроде хотя бы лицом на человека похож, глаза у него добрые… К тому же сам обещал, когда графа хоронили, быть нашим отцом и заступником…

– Много мы от него заступничества видели? – огрызнулась Матреша. – Он заступился за тебя вчера утром, когда Булыга тебя порол?

– Вчера утром его в Лаврентьеве не было, – резонно возразил Емеля. – А то, может, и заступился бы.

– Жди! – зло фыркнула Матреша. – Он думает, коли хозяйство в Лаврентьеве споро поставлено, имение доход большой приносит, значит, лучше Адольфа Иваныча нет на свете человека. И наплевать ему, что с нас ради этого его дохода семь шкур дерут. Да ладно бы еще драли только со взрослых на пожне, на пашне, в огороде. А разве можно мальчишку… мальчишку велеть нещадно сечь, пока шкуру со спины не спустят?

Она тяжко всхлипнула.

– Сволочь он, Адольф наш, – с ненавистью проговорил Емеля. – Было бы за что наказывать, а то за каплю меда. Мальчишкам сладкого всегда хочется, вспомнил бы себя дитятею…

– Ты что? – сквозь слезы, яростно проговорила Матреша. – Да разве Адольф был дитятею? Не верится! Я думаю, он родился таким, каков он сейчас. И лицом отвратным, и телом смердящим, и натурой лютым!

«Замечательно! – чуть не вскричала Ирена. – Как же правильно ты говоришь, Матреша!»

Но тут внезапная догадка лишила ее дара речи. Ведь Матреша говорит о том, что Адольф приказал высечь Курю, Матрешиного сына, того самого мальчишку, который помог ей бежать. Без его лаптей она далеко не ушла бы, это точно. Другое дело, что, как далеко она ни ушла, толку с того получилось мало. Но это уж не Курина вина, это виновато Иренино злое счастье… Неужели Адольф Иваныч все же каким-то образом проведал, что Куря воровал хозяйский мед? Но кто ему сказал? И неужели за такую ерунду положено столь суровое наказание: кожу со спины плетьми содрать? Да ведь тщедушный мальчишка не выдержит столь суровой кары, умрет на козлах!

– Да ведь ты сам знаешь, – заговорила в эту минуту Матреша, – сам ты знаешь, Емеля, что кабы только за медом стало, отделался бы Куря так же легко, как Савелька: парочкой оплеух. Нет, как узнал Адольф, что Куря с этой поганой графиней болтал, дорогу ей указал, да еще и лапти дал, он и озлился, он озверел.

«Графиня – это я, – догадалась Ирена. – Чудные они: верить моим словам не верят, а прозвали графинею… Только почему, интересно знать, я поганая?! Да ладно, пусть называют, как им заблагорассудится, это неважно. Куря, бедный Куря… Откуда же узнал мерзкий Адольф, что он мне помогал? Не иначе Савельке проболтался, а тот его и выдал, когда кражу меда заметили… Как же его спасти? Что делать? Да ничего я не могу, убьет его Адольф, засечет до смерти! Боже мой, сколько бед из-за меня творится, из-за моей дурацкой глупости!»

– Он-то, видишь ли, графиню для себя приглядел, – продолжала между тем Матреша, – а она возьми и сбеги. Я думала, он меня на месте убьет за то, что я ее упустила… кабы не театры эти богомерзкие, небось и убил бы. Может, потом, как отыграем перед барином да гостями, и убьет-таки.

– Да что ж теперь злобствовать, ведь поймал он графиню-то! – в отчаянии всплеснул руками Емеля. – Ну и ладно, казалось бы! Успокойся!

– Потому Адольф еще пуще ярится, – с тоскливым вздохом пояснила Матреша, – потому успокоиться не может, что теперь ему на графиню лапу свою не наложить. Ее барин самолично наказывать будет, а Адольфу сказано было, чтоб и пальцем ее не тронул. И что уж там ей для острастки удумано – одному Господу Богу да нашему новому барину ведомо.

– Но ведь барин не без глаз! – воскликнул Емеля. – Он же сразу увидит, что она не врет, что и впрямь дама благородная! В беду попала по неопытности, ее надо как можно скорей к родным отправить, а не мучить попусту.

– Ишь как она тебя обошла, как приворожила! – так и взвизгнула Матреша. – Из-за нее Игнатий убился, из-за нее Курю пороть будут, да ведь и тебе досталось из-за нее, а ты все заступаешься за эту бродяжку лживую. Никакая она не графиня! Врет она все! Привез вчера Адольф, скинул с седла – ну будто кошка драная. Нашли тоже графиню!

– Ты ее раньше не видела, а я видел, – сказал Емеля. – Видел, когда они с Игнашей в карете ехали. Не врет она, верю… И не обошла она меня вовсе, не приворожила, больно нужна она мне, графиня она или служанка, барышня или крестьянка. Просто я за справедливость. Довольно того, что над нами баре да их управляющие что хотят, то и воротят, лютуют почем зря, будто мы не люди, будто мы не живые, будто сердец у нас нет и боли мы не чувствуем. Если еще и мы будем друг с дружкою собачиться, то и впрямь человечьего облика вскорости лишимся. Графиня – она здесь такая же жертва, как и мы все. Мы ей поможем – глядишь, и она поможет нам.